Он вернулся домой уже глубокой ночью и сразу же бросился в душ. Я даже не успела снять обувь у двери он кинуул блюзную куртку на стул и исчез в ванной, будто вода сможет смыть с него весь прошедший день.
Я слышала, как он крутит кран до предела, как пар заполняет маленькую кабинку. Минуты тянулись, а я пересчитывала их в голове, как когдато считала качели на детской площадке: один, два, три слишком долго.
Выходя, его волосы ещё были мокрые, а аромат его духов отличался от привычного; где-то между цитрусовой ноткой проскальзывала сладкая, чужая мелодия.
Я полностью измотан, пробормотал он, не глядя мне в глаза. Завтра всё расскажу. Я кивнула, улыбнулась, хотя бы тем улыбкам, что держат щеки, а не сердце.
Я осталась одна на кухне с его курткой. Схватила её, чтобы повесить в шкаф. Когда я вешала, в кармане зашуршал какойто листок. Инстинктивно потянула руку от пальцев выпал сложенный в треугольник чек. Бумажка ещё была тёплая от его тела, будто пыталась скрыть секрет, который я не должна была раскрывать.
Чек дрогнул в моих пальцах. Я развернула его на столе: логотип стильного ресторана в центре Москвы, адрес на Тверской, время 22:41. «Ужин: 2 персоны». Две чашки кофе, бутылка красного вина, две закуски, два десерта. Два.
В ту же секунду мозг, как обычно в такие моменты, стал пытаться спасти реальность. «Может, клиент. Может, партнёр. Может, коллега в затруднении». Я пробежала пальцем по названиям блюд, звучащим как смех шефа: карпаччо, филе, тирамису. Он не любит тирамису, а я обожаю.
Я спрятала чек в ящик, но всю ночь слышала, как он шуршит. Вставала, ходила по квартире, заглядывала в холодильник, пила воду из крана, уставилась на итоговую сумму: рубли, чаевые. Глупые цифры, тяжёлые как сама та куртка.
Утром мы оба делали вид, что ничего не случилось. Я сварила кофе, положила перед ним бутерброд. Он делал вид, что не замечает, как я дрожащей рукой намазываю масло. Сегодня опять задержался, сказал он, листая телефон слишком быстро.
Большой клиент, новый проект, проговорил он, натягивая эту же костюмную куртку. На секунду я подняла руку, чтобы остановить его, сказать: «Подожди, поговорим». Не сказала. Дверь закрылась беззвучно.
После работы я прошлась по адресу, указанному в чеке. Не знаю зачем может, просто проверить, существует ли это место в реальности. Оказалось, что да. Кирпичный фасад, полутём, в витрине блестящие бокалы, как обещания, покрытые блеском.
Я села на скамеечку напротив. Внутри официант отодвигал стулья, накрывал столы. Достала телефон, включила камеру, но не сделала снимок. Не хотела превращать историю в доказательства, просто хотела понять.
Зашла на пять минут. На одно место? спросил официант с улыбкой. Нет, спасибо. Только есть ли свободные столики сегодня? Он посмотрел в блокнот. Много. По четвергам у нас всегда полно. Я задумалась. А вчера в 21:00? Официант прищурился. Вчера был переполненный. Часто возвращаются одни и те же лица Хотя не помню всех. Он улыбнулся извиняющимся видом. Может, уголок у колонны? Кивнула, хотя вопрос был совсем другой. Вышла, ощущая на шее тяжесть взглядов, хотя никого не было.
Вечером, перед тем как он вернётся, я достала чек из ящика и положила его под льняную скатерть, словно карту в пасьянсе, ждёт, когда её раскроют. Он пришёл поздно, съел суп, сказал, что он вкусный. Потом пошёл в душ, дольше, чем в прошлый раз. Я слышала, как вода стучит по плитке, будто барабан. Выскочив из кухни в ванную, постучала в открытые двери.
Можно войти? спросила я.
Дай мне пять минут, крикнул он. Скоро всё расскажу.
«Скоро», «завтра», «потом» слова, раньше означавшие лишь порядок дня, теперь звучали как долг, откладываемый на проценты.
Он рассказал, что это был деловой ужин. Клиент из Воронежа, который «не пьёт один». Он оправдывался, но «знаешь, как это бывает». Тирамису выбрали, потому что «было в наборе». Говоря, он смотрел кудато вбок от моих глаз, будто боялся, что я чтото прочитаю в его взгляде.
Почему сразу в душ? спросила я. Ты же не пахнул складом.
Был уставший, ответил. Хотел согреться, а то простудой легко подхватиться.
Он мог бы быть прав. Мог бы и лгать. Говорить полуправду, ту самую горькую правду, которая удобна, чтобы прижаться к подушке. «Работал», «был», «должен был». Слова, не оставляющие места для «мы».
Ночью я вновь встала, заварила чай, открывала и закрывала холодильник, поднимала скатерть, опускала её. Достала чек, снова убирала. Как ребёнок, проверяющий, работает ли волшебный трюк.
На следующий день он прислал мне фотку из офиса: он, коллеги, пицца в коробке. Тяжёлый день, держи пальцы скрещёнными. Я держала. Потом пошла в торговый центр, в парфюмерию. Потрогала ремешок тестера того аромата, что учуял вчера вечером. «Амбра…» Дорогой, элегантный, вроде унисекс, но на полке «для неё». Думала, что это новая рекламная кампания, новый стандарт, когда мужчины и женщины пахнут одинаково.
В субботу он предложил сходить в кино. Я согласилась. Сидели рядом, делили попкорн из одной коробки. В середине фильма мелькнуло уведомление на его телефоне: «Спасибо за вчерашнее. До встречи». Без имени, без номера в контактах. Исчезло, пока успело появиться. Это мог быть клиент, официант или любой, кому он помог, подсказал, пообещал. Ктото, кого он, вероятно, не стал бы называть передо мной.
В воскресенье я взяла календарь и записала три строки: «Поговорить. Установить границы. Спросить правду». Положила обратно, потом снова взяла, вырвала листок, бросила в мусор, вытянула, разгладила, спрятала в ящик с чеком.
Вечером, когда он засыпал, я спросила:
Есть ли чтото, что ты хочешь мне сказать, прежде чем я начну придумывать ответы?
Ничего, что могло бы тебя ранить, прошептал он, прижимая лицо к подушке. Серьёзно.
Эта фраза иногда весит больше, чем «да» или «нет».
Не знаю, была ли там «другая». Не знаю, был ли ужин для двоих изменой, или просто жизнью, которая ускользает в сторону, не по плану. Знаю, что чтото изменилось. Что душ не смывает всё. Что чек, даже свернутый в комок, оставляет в памяти цифры, от которых не уйти.
Сегодня я положила тот чек на стол не с его стороны, а в центре, как общее блюдо, к которому нам обоим придётся признаться, хотят ли мы его. Заварила чай в две чашки.
Сижу, жду, пока он вернётся. Может зайдёт, посмотрит и скажет: «Перебарщивал. Испугался. Не хотел тебя ранить». А может: «Не доверяй счетам больше, чем мне». Или просто бросит бумагу в мусор и спросит, что бы поужинать.
Тогда придётся решить, чего я боюсь больше: ответа, который подтвердит мои страхи, или молчания, которое их подпитает. Может, самое смелое не искать ответы в чужих глазах, а посмотреть в своё сердце, можем ли мы всё ещё заказывать «на двоих».
Пока нет решения. Есть только стол, накрытый на двоих, и бумажка, которая говорит меньше, чем кажется, и больше, чем хотелось бы. Что с этим делать пока не знаю. Иногда не чек раскрывает правду, а то, как долго мы способны смотреть на него вместе.
