Младшая сестра моего мужа приехала в гости, и он полностью уступил ей комнату с кондиционером, заставив меня и моего больного сына спать в гостиной.

Младшая сестра моего мужа приехала в гости, и он полностью отдал ей комнату с кондиционером, заставив меня и больного сына спать в гостиной. Я не могла поверить, когда услышала его слова
В тот жаркий полдень сестра неожиданно появилась с чемоданом. Муж, улыбаясь до ушей, принял её как почётного гостя:
Если ты собираешься остаться, спи в комнате с кондиционером. Вы с ребёнком можете переночевать в гостиной несколько дней, лёгкий зной вам не помешает.
Я замерла, глядя на сына, только что оправившегося от болезни и всё ещё горячего.
Ты знаешь, что ребёнок слаб? Кондиционер помогает ему дышать, как ты можешь?
Он прервал меня резким криком:
Делай, как говорю. Это всего лишь несколько дней, не драматизируй.
Вечером я разложила циновку в гостиной рядом со старым вентилятором, который гудел и дул лишь тёплым воздухом. Мой сын, охваченный высокой температурой, потел так, что его волосы были насквозь влажными. Я обняла его, обмахивала и сдерживала слёзы. С соседней комнаты доносились звонкие смехи мужа и сестры, будто жар и тяжёлое дыхание ребёнка вовсе не существовали.
Третью ночь ребёнок подскочил с высокой температурой и начал судороги. В панике я бросилась к кондиционеру, желая снизить жар, но муж бросился вперед, пытаясь меня остановить:
Что ты делаешь? Не тревожь сон моей сестры!
Я замерзла от страха. В тот миг я поняла, что он больше не достоин быть моим мужем и отцом моего сына.
Утром, пока сестра ещё спала в прохладе кондиционера, я тихо собрала вещи и ушла с ребёнком. Дверь за мной захлопнулась, и я услышала крик мужа, но уже не обернулась.
Я укрылась у мамы. На протяжении недели телефон не переставал звонить, но я не отвечала. Его сообщения были однообразны: «Прости, вернись», «Я думал только о сестре, не представлял, как тебе будет плохо».
Когда ребёнок окончательно поправился, я узнала от соседей, что сестра мужа была срочно госпитализирована.
Говорили, что она пришла в больницу почти обезвоженной, с пониженным давлением и в лихорадочном бреде. Жара того лета была невыносимой даже для здоровых людей; она, страдающая от анемии месяцами, которую в семье никто не воспринимал всерьёз, просто упала. Теща плакала по телефону, рассказывая, что нашли её лежащей в постели, а кондиционер был выключен, потому что «она снова забыла включить его после того, как открыла окно, чтобы покурить».
В тот вечер, когда муж написал мне, он уже не был тем надменным, каким я его знала. Сообщение было коротким, с опечатками, будто писалось дрожью:
«Пожалуйста, вернись. Сестра спрашивает о тебе и о ребёнке. Она сожалеет о случившемся, не хотела, чтобы он стал хуже. Я не знаю, как просить прощения. Бо́юсь потерять вас обоих».
Я перечитала его раз, два, десять раз. Моя мать, сидя рядом, крепко сжала мою руку, не говоря ни слова. Спящий ребёнок впервые за недели спокойно лежал, его щёка охлаждалась о подушку.
Я ответила одной фразой:
«Кондиционер был нужен тем, кто действительно нуждался в нём. Теперь ты это знаешь».
И выключила телефон.
Больше я не возвращалась. Через пятнадцать дней я подала в суд на развод. Он попытался оспорить опеку, утверждая, что «это была лишь ошибка нескольких дней», но когда судья увидел медицинские выписки о судорогах, обезвоживании и ночах в гостиной при 38°C, мне не пришлось много говорить.
Иногда он всё ещё пишет. Уже не просит меня вернуться, а лишь отправляет фотографии пустой комнаты, где раньше спала сестра, с включённым кондиционером на 20°C, даже зимой. На мои вопросы о том, понял ли он наконец, кому действительно нужен холод, он молчит.
Я всё поняла в тот миг, когда закрыла дверь и не оглянулась.
С тех пор в моём доме больше никогда не было жарко.