Меня зовут Пелагея Мендоза, мне 58 лет, и я сейчас переживаю то, о чём никогда не могла представить, что расскажу. Всё начинается в воскресный полдень, когда я просыпаюсь от короткого сна, открываю глаза и ощущаю странный тяжёлый вес на голове. Я провожу пальцами по волосам и понимаю, что они уже не такие, как были. Длинные, до пояса, шелковистые пряди, которые я лелею более трёх десятилетий, теперь коротко подстрижены, неровно, будто ктото бездумно взял ножницы.
Солнечный свет падает через окно спальни, я только что отдохнула час после приготовления традиционного индейского индейки с пюре для воскресного семейного ужина как всегда. Мой сын Алексей и его жена Алина живут в доме, который мой покойный муж оставил мне в Подмосковье, в доме с большим двором, красными бугенвиллеями и лёгким ароматом старой древесины, который никогда полностью не исчезает.
Я встаю, сердце бешено колотится, и бегу к зеркалу в ванной. Там я вижу мой «красивый» волос, который я каждое утро расчесываю миндальным маслом, теперь в виде беспорядочной кучи. Я выхожу из спальни, дрожа.
Энергетика в комнате меняет настрой. Алексей и Алина сидят в гостиной. На лице Алины я всё ещё вижу ту же улыбку, которую помню, закрывая глаза.
Что? Что случилось с моими волосами? спрашиваю я, голос ломается.
Алина скрещивает руки и холодным голосом, который я уже слышала, отвечает:
Так ты узнаёшь своё место.
Я не могу поверить. Смотрю на сына, того самого мальчика, которого держала на руках, успокаивала ночными кошмарами, того, кто в тот момент стоял рядом, когда умер мой муж.
Мам, не переживай, говорит он, не вставая со своего кресла. Ты уже слишком стара, чтобы носить такие длинные волосы. Это выглядело старомодно. Алина просто хотела тебе помочь.
Помощь. Это слово пронзает меня, как нож. Я проглатываю слёзы, возвращаюсь в спальню, закрываю дверь. Стоя перед зеркалом, видя, как мои волосы падают неравномерными прядями на плечи, я принимаю решение.
Но дальше будет, ведь то, что я сделаю через три дня, заставит их стоять передо мной на коленях, плакать и просить прощения. И я всё ещё сомневаюсь, правильно ли я поступаю.
Кто я? Полное имя Пелагея Мендоза. Я родилась в СанктПетербурге в семье текстильных торговцев. Отец владел магазином дорогих тканей в центре города. Я росла среди шелка, льна и египетского хлопка, усвоив с детства, что хорошие вещи нужно бережно хранить, уважать и сохранять.
В 23 года я встречаю на свадьбе Роберта Мендозу, инженерастроителя, десять лет старше меня, серьёзного, надёжного мужчину. Шесть месяцев спустя мы женимся. Это была одна из тех браков, которые уже почти не встречаются: медленное построение отношений за утренний кофе и долгие разговоры на балконе.
Мы покупаем дом в Подмосковье, когда Алексею едва исполняется два года. На заднем дворе я сажаю бугенвилии, жасмин и лимонное дерево, которое каждый весной даёт плоды. Алексей делает первые шаги среди этих цветов. Мы отмечаем его дни рождения в этом доме, стареем вместе с Робертом.
Мои длинные волосы были частью этой жизни. Роберт заплетал их в косы по воскресеньям, пока мы смотрели старые фильмы. Он говорил, что это самое красивое в меня. Когда он ушёл пятнадцать лет назад от внезапного инфаркта, я решила больше никогда не стричь их так я держу его рядом. Каждый утренний расчёсывающий ритуал напоминает мне о нём.
Алексей наш единственный сын. Мы любили его безмерно, возможно, слишком. После школы мы оплатили его обучение в частном университете, хотя он так и не нашёл истинного пути. Работал он в разных местах, но каждый раз уходил, жалуясь на несправедливых босов, тяжёлый график, низкую зарплату.
На одной вечеринке он знакомится с Алиной, девушкой из семейных кругов за пределами России. Сначала я считаю её милой: она разговаривает громко, смеётся, носит дорогие духи. Но в её глазах я вижу нечто, чего не могу понять.
Они быстро женятся, и когда Алексей просит меня, чтобы они жили в моём доме, я соглашаюсь без колебаний. Дом большой, я одна, и мне кажется, что будет приятно снова иметь компанию, готовить семейные обеды по воскресеньям, наполнять дом ароматом свежего хлеба и кофе.
Я начинаю помогать им финансово: по 200000 рублей в месяц. Это не маленькая сумма, но у меня есть хорошая пенсия и сбережения от Роберта. Я считаю, что сын кровь моя, и деньги нужны ему.
Сначала всё идёт гладко. Алина иногда готовит, Алексей обнимает меня и говорит:
Спасибо, мамочка, без тебя мы бы не справились.
Но постепенно Алина начинает делать тонкие замечания, как невидимые уколы.
О, тёщенька, ты уверена, что выйдешь в таком платье? Оно уже не в моде.
Пелагея, без обид, но твоя кулинария слишком традиционна. Люди сейчас едят легче.
Ты всё ещё используешь тот крем? В спа, где я бываю, есть куда лучше.
Алексей молчит, лишь кивает или улыбается, а я всё время оправдываю их поведение, думая, что они молодые, им тяжело, им нужно адаптироваться.
Но в тот воскресный полдень, когда я просыпаюсь без волос и слышу холодные слова Алины: «Так ты узнаёшь своё место», я понимаю, что оправдывать больше нельзя. Что-то внутри меня ломается. И в 58летней женщине, отдавшей всё, отказываются простым «помочь», а только отнимают часть её души.
Сможет ли ктото любить так, чтобы позволять себе отрезать чужие волосы во сне? Я задаюсь этим вопросом, пока Алиня улыбается, а Алексей поддерживает её.
Мам, успокойся, говорит он, не вставая со стула. Ты уже слишком стара, чтобы держать такие длинные волосы. Они выглядели старомодно. Алина просто хотела тебе помочь.
Я слышу в его голосе не жалость, а оправдание. Я не могу сдержать дрожь в руках. Я иду в свою спальню, закрываю дверь, стою перед зеркалом, где мои волосы лежат в неровных кусках на плечах, и принимаю решение.
Только через три дня я собираюсь поставить их на место.
Садитесь в гостиную, говорю я, стоя у входа в наш дом, у вас есть тридцать дней, чтобы съехать.
Алина и Алексей смотрят на меня, как на чужую. Я ощущаю, как в их глазах проносится страх и гнев, но я уже не могу позволять им управлять мной.
Сейчас я живу в настоящем, в каждом мгновении, когда солнце пробивается сквозь окна, когда я слышу шуршание листьев бугенвилий, когда запах лимонного дерева напоминает мне о тех днях, когда я держала ребёнка на руках. Я приняла свою позицию, я обрела границы, я нашла себя заново.
