Злата, посмотри, какой цвет! Три дня я металась между «медом» и «сухарём», почти свела с ума продавщицу, шептала Марина Иванова, проводя ладонью по шелковым обоям прихожей, улыбаясь себе. А теперь, зайдя в дом, я чувствую: всё именно так, как я мечтала.
Галина Петровна, соседка со школьных лет, кивнула, откусывая кусок домашнего пирога с квашеной капустой. Кухня наполнялась ароматом свежей выпечки и крепкого кофе, будто бы этот запах заменил застарелый табачный дым, который когдато казался впитавшимся в стены.
Марина, ты расцвела, заметила Галина, ставя чашку на блюдце. И ремонт как точка, толстомрачная точка старой жизни. Я рада, что ты не продала квартиру, а переделала её, будто сменив кожу.
Марина вздохнула, поправляя салфетку. Когда Сергей Андреевич ушёл, хлопнув дверь и заявив, что «захлебываюсь в болоте», ей казалось, что жизнь окончена. Двадцать лет брака, взрослый сын, привычный быт всё разлетелось в одну мгновенную мглу ради призрачной свободы и «новой музы», которой оказалась молодая администраторша из автосервиса. Полтора года спустя слёзы высохли, сын Кирилл поддержал мать, а работа в банке удерживала от полного падения. Теперь, сидя в обновлённой кухне, Марина ощущала лёгкость, как будто бы плавает в облаке.
Знаешь, Галя, я и сама не верила, призналась она. Первые месяцы были как туман. Я ждала, когда ключ повернётся. А потом проснулась и поняла: тишина не страшна. Тишина когда никто не ворчит, что суп пересолен, и не бросает носки, требуя отчёта за каждую копейку.
Вдруг прервалась их беседа резким звоном дверного звонка, не похожим ни на деликатные колокольчики курьера, ни на визит тёти Вали за солью.
Ты когото ждёшь? шепнула Галина.
Нет, Кирилл на сборах, курьера не вызывала Марина нахмурилась, вставая изза стола. Сердце предательски забилось, как будто предчувствие холодка проскользнуло по спине.
Она вышла в коридор, поправила лёгкое льняное платье, а не прежний поношенный халат, и, не глядя в глазок, спросила:
Кто там?
Тишина повисла, тяжёлая, как будто бы в ней скрывался смысл. Затем раздался знакомый голос, от которого когдато колени сдавались, а теперь лишь гудела волна раздражения.
Марина, открой. Это я.
Сергей.
Марина остановилась, рука на замке неподвижна. Пальцы не дрожали странное открытие удивило её. Раньше, услышав его голос, она бы мчалась по квартире, поправляя прическу, смахивая невидимые пылинки, пытаясь угодить. Сейчас ей хотелось лишь вернуться к пирогу и разговору с Галиной.
Она медленно повернула защёлку и приоткрыла дверь.
Сергей стоял в лестничной клетке, будто вырванный из чернобелого фильма. В руке огромный букет бордовых роз, завернутый в шуршащую крафтовую бумагу, а на нём новое пальто, слегка мешковатое, и шарф, небрежно переброшенный через плечо. Он выглядел готовым к сцене, репетируя позу и взгляд.
Увидев Марину, он расплылся той самой улыбкой, которой когдато завоёвывал её сердце улыбкой «побитого, но очаровательного пса».
Здравствуй, Марина, баритоном произнёс он, делая шаг к порогу.
Марина не отступила ни на сантиметр, стоя в дверном проёме, словно страж, опершись плечом о косяк.
Здравствуй, Серёжа. Куда ты спешишь?
Сергей слегка замешкался, ожидая крик, объятия, просьбу о чае. Вместо этого получил спокойный, изучающий взгляд, как у кутюрного продавца, проверяющего товар.
Ну он кашлянул, чуть опустив букет. Я мимо проезжал. Думал зайти. Мы же не чужие. Двадцать лет, Марина, не стёрть.
Не стёрть, согласилась она, не меняя позы. Но ты ведь сам сказал, что эти годы были ошибкой, болотом. Не забыл? Я помню чётко.
Сергей морщился, будто от зубной боли.
Марина, кто старое вспомнит Я был в эмоциях, кризис среднего возраста, не знал, что несу. Ты же умна, должна понять. Мужчины слабые, импульсивные создания.
Он сделал ещё один шаг вперёд, но его ботинок почти упёрся в новый коврик у двери.
Стой, тихо, но твердо сказала Марина. Не входи.
Что? глаза Сергея расширились. Марина, я же с цветами, соседи смотрят. Пускай хоть в коридор, поговорим. Ты ведь ремонт сделала? Обои новые Дорого, наверное?
Он вытянул шею, пытаясь увидеть за её спиной масштаб вложений.
Сергей, здесь гости, Марина отозвалась без колебаний. Это Злата. И даже если бы это был мужчина, это тебя не касается. Мы в разводе, Сергей. Полтора года как. Ты сам хотел свободы.
Сергей выдохнул, будто нашёл облегчение в том, что перед ним лишь подруга, а не мифический соперник. Улыбка расширилась, в глазах появился влажный блеск.
Марина, перестань. Я вижу, ты обижаешься. Я был неправ. Кругом неправ. За это время я многое пересмотрел.
Правда? Марина скрестила руки на груди. И что же ты пересмотрел? Что «муза» не умеет готовить борщ? Или что съёмная квартира ценна, а зарплата в автосервисе не резиновая?
Сергей моргнул, его маска благородного раскаяния слегка потрескалась. Слухи ходили разные: молодая пассия с запросами, проблемы в бизнесе. Марина же была равнодушна, а её безразличие пугало Сергея сильнее, чем гнев.
А борщ? обиженно пробормотал он, переступая с ноги на ногу. Я говорю о душе, о семье. Понимаю, что никто не ближе тебя. Мы прошли многое Кирилл вот Как он, кстати? Звонил на прошлой неделе, сухо поговорил, денег не просил
Кирилл взрослый, голова на плечах, ответила Марина. Он помнит, как ты уходил, как ты кричал, что тянет тебя на дно.
Не кричал! вспылил Сергей, но быстро успокоился. Марина, хватит меня отчитывать, как школьника. Дай пройти. Я с миром пришёл. Смотри, твои любимые цветы бордовые розы.
Марина посмотрела на букет. Розы были красивыми и дорогими, но казались чужеродными, как новогодняя ёлка в жару. Раньше она бы расплакалась от такого жеста; теперь они выглядели лишь пёстрым помпезом.
Спасибо, но они мне не нужны, спокойно ответила она. У меня нет такой вазы, и запах роз я давно разлюбила. Сейчас мне нравятся тюльпаны, может, даже зелень.
Разлюбила? Сергей моргнул в замешательстве. Как можно разлюбить розы? Ты говоришь чепуху, лишь бы меня уколоть.
В этот момент из кухни выглянула Галина, решив проверить, не нужна ли подруге помощь. Увидев Сергея с букетом, она хмыкнула и прислонилась к стене в глубине коридора.
О, Серёжа! Не запылился, громко сказала она. А мы тут пирожки балуем, без тебя.
Привет, Галя, буркнул Сергей, недоволен её появлением. Скажи подруге, чтоб она мужа в дом пустила.
Бывшего мужа, поправила Галина. И это её дом, кого хочет, того и пускает. А ты, кажется, похудел? Не кормит молодая-то?
Сергей проигнорировал выпад и снова сосредоточился на Марине. Обычные приёмы не срабатывали; нужно было идти вабанк.
Марина, послушай, его голос стал тихим, проникновенным. Я совершил чудовищную ошибку. Жил один, испытал вашу «свободу», всё пустое, мишура. Хочу домой, к тебе. Может, начнём сначала? Я всё исправлю, помогу с ремонтом, если что осталось. Руки мои из того места растут.
Марина видела в нём не того уверенного мужчину, с которым была двадцать лет, а усталого, потрепанного человека, ищущего тихую гавань. Ей не нужен был он, а лишь комфорт, уютный ужин и чувство значимости, которое он ей дарил годами.
Сергей, сказала она мягко, но в голосе прозвенела сталь. Ничего не осталось доделывать. Всё закончено, и в квартире, и в жизни.
Но я же он запнулся. Я изменился!
Люди не меняются, Сергей. Они лишь приспосабливаются. Ты ушёл, потому что было скучно. Вернулся, потому что стало плохо. А я? Я не запасной аэродром, не пункт передержки между твоими приключениями.
Какой пункт передержки?! Я семьянин! Я отец твоего сына!
Ты был им. Затем выбрал другую жизнь. Я приняла выбор и мне он нравится. Моя новая жизнь без тебя.
Сергей стоял, ошеломлённый. Его ожидали крик, истерия, поцелуй, но спокойное «нет» пробило броню насквозь. Он понял, что женщина в стильном платье на пороге светлой квартиры уже не его жена. Порог стал непреодолимой границей.
Ты серьёзно? спросил он, голос дрожал. Так просто выгонишь меня? Даже чай не нальёшь?
Не налью, ответила Марина. Чай есть только для тех, кто меня ценит, а не использует. Иди домой, к той, ради которой ты сжигал мосты, или к маме, куда хочешь. Твоего дома здесь больше нет.
Она начала медленно закрывать дверь. Сергей попытался блокировать створку, но, встретившись с её ледяным взглядом, отступил. В её глазах не было страха, лишь решимость вызвать полицию, если он начнёт буйствовать.
Ты пожалеешь, Марина! крикнул он, маска слетела. В сорок пять лет? Кто тебя будет нуждаться? Я найду себе, мужики на дороге не валяются! А ты будешь плакать в подушку!
Я уже всё выплакала, Сергей. Два года назад. Всего доброго.
Дверь захлопнулась с уверенным звуком мощного замка; защёлка щёлкнула.
Сергей остался на лестничной площадке, где эхо его слов гудело пустотой. Он посмотрел на тяжёлый букет роз, шипы которых протыкали пальцы сквозь бумагу. Букет оказался нелепым, бесполезным.
Он поднял руку, будто хотел бросить цветы на пол, но опустил её, силы на истерику иссякли. Повернувшись, медленно спустился вниз, чувствуя груз поражения на плечах. Лифт он не вызывал.
За дверью Марина прислонилась лбом к холодному металлу, закрыла глаза, вдохнула и выдохнула. Руки дрожали, но едва. Это было не от любви, а от напряжения, которое уходит после тяжёлой работы.
Ушёл? тихо спросила Галина из коридора.
Марина обернулась, бледное лицо светилось глазами.
Ушёл, Галя. И знаешь я его даже не жалею. Совсем.
Правильно, подошла подруга и крепко обняла её. Нет смысла жалеть. Шанс у него был, он его упустил. А цветы? Красивые были?
Плевать, отмахнулась Марина, улыбаясь всё увереннее. Фиалки на подоконнике лучше. Пойдем, чай остывает, а пирог недоедаем.
Они вернулись на кухню. Марина включила чайник, солнце светило сквозь лёгкие занавески, бросая кружевные тени на стол. В квартире вновь воцарился покой, но теперь он ощущался как крепость, выдержавшая осаду.
Слушай, сказала Галина, намазывая джем на булку. Пойдем в театр в выходные? Премьера интересная. А потом в кафе, где десерты вкусные.
Марина посмотрела на солнечный луч, играющий в чашке, и рассмеялась, звонко и свободно.
Поехали! Новое платье выгуляю. Не для бывших мужей, а для себя.
Внизу хлопнула тяжёлая подъездная дверь, мотор старой «жигули» завёлся и, с криком, уехал. Марина уже не слышала его. Она наливала ароматный чай, строила планы на выходные, в которых не было места прошлому.
