Скамейка на двоих
Снег уж давно ушёл, а в московском сквере, скрытом за хрущёвками, земля всё ещё пряталась под тёмной, липкой коркой. На дорожках тут и там вяло выглядывали жёлтые полоски песка последняя надежда дворников на распутицу. Анна Васильевна бродила медленно, держась за ручку синих хозяйственных авосек, и зорко следила за своим маршрутом. За годы она выучила местность лучше любого навигатора: и где яма, и где камень, и где вчера пёс нагадил (аккуратно огибать). Осторожность у неё поселилась не по натуре, а по необходимости после падения зимой три года назад и последующего гипса страх к земле у неё обосновался железно.
Анна Васильевна жила одна в бывшей малосемейке на первом этаже. Квартирка приметная раньше постоянно хлопали двери, дети бегали по коридору, и в воздухе стояли ароматы борща или жареной картошки. Теперь тишина. Телевизор для компании что-то бубнит, но большую часть времени она, вместо того чтобы смотреть передачи, просто ловит глазами бегущую строку. Сын звонит по скайпу по воскресеньям как галочку поставит: мол, позвонил, жив, здоров, и дальше по делам. Внук пару раз покажет новую машинку через экранчик, махнёт рукой и исчезает в стримах. Она радуется, но после звонка тишина словно гуще становится.
Эта тишина заполнялась распорядком. По утрам небольшая зарядка (покрутила руками, уже аплодисментов достойна), таблетки, овсянка. Короткая прогулка до сквера, разогнать кровь, как советует мохнатый терапевт из поликлиники, потом обратно. Днём готовит супчик, разгадывает кроссворд (уже в который раз слова Лот и Хутор), к чаю вязание. По вечерам сериал на Культуре. Удивительно ничего особенного, а дисциплину держит не хуже, чем армейский приказ.
Сегодня ветер был весёлый, но сухой, в нём чувствовалось приближающееся тепло. Анна Васильевна добралась до своей дежурной лавочки напротив качелей, устало присела на краешек и с облегчением поставила рядом авоську. К ней тут же подбежала малышка в розовом комбинезоне, посмотрела подозрительно и отправилась обратно к маме, которая обсуждала с другой мамой, какой лучше покупать зимний комбинезон с ушками или без. Анна Васильевна решила, что посидит пару минут и домой.
С другой стороны сквера к автобусной остановке брёл Валентин Аркадьевич. Он тоже всё высчитывал. До газетного киоска семьдесят шагов, до поликлиники сто одиннадцать (тоже вечно туда шлёпать), до нужной лавочки девяносто. Считать привычнее, чем думать дома его уже давно никто не встречает.
В прошлом он трудился токарем на Красном знамени, ездил по командировкам по всей стране, спорил с мастерами, шахматистами и даже пару раз дрался с охраной на проходной (ничего, потом вместе чай пили). Теперь завод сдулся, друзей разбросала жизнь: кто в Питер к дочке перебрался, кто в Казань к сыну, а кто и вовсе теперь покоится на Преображенском Сын Валентину Аркадьевичу звонит по традиции папских чатов, раз в год приезжает чинит всё подряд и уезжает. Дочка живёт через пару кварталов на Войковской, но у неё двое детей, ипотека и спортшкола. Он не обижается так себе говорит. Но всё равно по вечерам прислушивается, не щёлкнет ли вдруг замок.
В этот день он вышел за свежим батоном и мимолётом решил забежать в аптеку взять про запас таблетки от всего (давление нынче такое). Список держал в кармане, написан золотым почерком для безопасности (не дай бог забуду разорюсь ещё раз на лекарствах).
У остановки автобус только что ушёл народ расходился, оставляя после себя атмосферу лёгкой тоски по следующей маршрутке. На лавке восседала женщина лет под шестьдесят, в сером пальто и синей (самовязаной, понятно же) шапке. Сумочка аккуратно у ног. Свой человек, подумал Валентин Аркадьевич хотя не узнать, мало ли кто сейчас в районе.
Стоять Валентин Аркадьевич не любил (поясницу ломило). Лавка удобная наполовину, но всё равно почему-то всё боишься сесть: сейчас век подозрительных взглядов. Всё же, вспомнив о промозглом ветре, решился.
Разрешите, присяду? чуть наклонился он, как кавалер по старинке.
Женщина повернула голову, взглянула светлыми глазами с морщинками-молниями и улыбнулась:
Конечно, присаживайтесь, даже сумку подвинула. Всё по-человечески.
Сели аккуратно, оба на краю. Лёгкая пауза.
Автобусы нынче как на охоте ловить надо, заметил Валентин Аркадьевич. Только отвернулся и всё, ловись, пенсионер, как хочешь.
Это да, кивнула дама. Вчера полчаса махала сама чуть в сугроб не легла. Хорошо хоть без дождя.
Вы, случайно, не из этого дома? спросил он, махнув в сторону девятиэтажки.
Через дорогу, вон та пятиэтажка, показала она. Первый подъезд у почты. А вы?
А я дальше, за сквером, ответил он. Тоже давние края.
Опять тишина. Анна Васильевна подумала, что остановочный разговор это будто правило: поговорил, сел в автобус и забыл. Но этот мужчина выглядел каким-то уставшим, встрёпанным, будто только что сражался с очередями в поликлинике.
Вы в аптеку, что ли? кивнула она на белый пакет.
Да, для профилактики, поднял пакет. Давление, старый друг. А вы?
В Пятёрочку, отмахнулась она. Просто чтобы не закисать дома.
Сказала и укол почувствовала: дома слово сразу раздуло тишину.
Тут подошёл свой автобус. Все встали, подтянули сумки. Валентин Аркадьевич поднялся, и вдруг осмелился:
Я, кстати, Валентин, сказал, вручил отчество: Аркадьевич.
Анна Васильевна, кивнула в ответ. Приятно, очень.
Автобус забрал их, увёл в разные углы. Они почти одновременно повернулись и встретились взглядами через головы пассажиров, будто договорились.
Через пару дней вновь столкнулись на лавочке у сквера. Анна Васильевна уже устроилась на любимой точке, как замечает, идёт знакомая фигура Валентин Аркадьевич, аккуратно опирается теперь на палочку (стареем, что уж). Раньше без неё обходился видно, детям доложил, те заныли.
О, товарищ по остановке, усмехнулся, уселся, галантно пристроил трость сбоку.
Прошу, ответила она. Даже обрадовалась тут не скроешь.
Хорошо тут, сказал он, разглядывая дворовую жизнь, в квартире стены давят, а тут хоть деревья, дети бегают.
Вы один живёте? спросила она осторожно.
Один, честно кивнул. Жена ушла давно, дети разъехались. А у вас как?
У меня история та же, кивнула. Сын с женой в Питере, звонят иногда. Но
Пожала плечами. Он понимает у всех тут всё но.
Звонки это как хлеб: вроде есть, а всё равно голодно, философски заметил он.
Стало чуть теплее на душе. Поговорили за жизнь, за цены, за то, что в поликлинике новый терапевт (эта так быстро меняется, что, кажется, там просто табличку двигают). А через пару дней опять встретились уже инициатива обеих сторон.
Так пошли их регулярные дежурства: поликлиника, магазин, очереди всё вдвоём проще. Анна Васильевна поймала себя на мысли, что почему-то всегда собирается к поликлинике по времени, когда Валентин Аркадьевич обычно выходит. Ну вот так совпало.
Вместе обсуждали анализы, ругали Госуслуги, которые Анне Васильевне казались проклятием цивилизации.
Это всё через интернет! радостно кричит регистраторша (ей бы к микрофону!). Пароль, логин!
Логин? У меня нокия 2003 года, вот логин, фыркала Анна Васильевна Валентину Аркадьевичу. Я бы этим телефоном только орехи колоть.
Валентин Аркадьевич хмыкал, и однажды предложил:
У меня внук на Новый год планшет притащил. Мучаюсь, но можно попробовать вместе веселее.
Они учились выбирать врача, пока Валентин Аркадьевич, щурясь, нажимал всё подряд и ругался по-стариковски.
Вот, видите! радовался философски. А теперь ещё кэпчу разгадаем и в раю будем.
В другой раз Анна Васильевна помогала ему с коммуналкой. Валентин Аркадьевич любовно раскладывал пачки платёжек, но путался страшно.
Раньше в сберкассу принёс одна бумажка. Теперь с этими штрихкодами голова кругом.
Не суетитесь, Валентин. Вот это за свет, вот это за воду. Главное не перепутать, а то будете зимой в темноте умываться, подбадривала она.
Пили чай, ели пряники: она варенье собственное доставала, он баранки, ещё точка возле метро умела такие печь!. На кухне Анны Васильевны было уютно, окно выходило во двор, где мальцы гоняли мяч. Всё чинно.
Иногда ссорились. Один раз за детей взялись разговор.
Сын говорит: папа, бросай свою берлогу, к нам переезжай! Ага, я к ним уеду, буду как чемодан без ручки. Им бы самим место, возмущался Валентин Аркадьевич.
А мне сын тоже: Мам, у нас частный дом, приезжай! Дом большой, я тут держусь тут всё мое, пусть и маленькое.
Да бросьте! горячился он. Там будете как мебель: на праздник запылесосят, а остальное время рот на замок. Лучше тут своя скамейка, своё окно.
А здесь я кому нужна? тихо качала она головой.
Он замолчал, слова зависли в воздухе. Потом буркнул:
Да ладно, что я Мы с вами вроде как
И не договорил. Друзья это, конечно, слишком для их возраста.
Я не в адрес вас, мягко сказала она. Просто иногда страшно, что исчезнешь и никто не заметит.
Шли молча, прощались сухо. Внутри что-то у обоих скреблось. Пару дней друг друга не видели мокрый снег всё испортил, и только тревога шевелилась где-то на задворках души.
На четвёртый день в почтовом ящике её ждал клочок бумаги: Анне Васильевне. Я в больнице. Валентин А. Больше ни слова. Сердце ухнуло. Он же недавно про больницу рассказывал на Войковской. Она нашла телефон регистратуры, дозвонилась, применила весь свой репертуар Зины из Служебного романа. Нашли палату.
На следующий день купила яблок, зефир (мало ли, вдруг нельзя не будет есть, подарит соседям). Палата скромная: у окна ровесник Валентина Аркадьевича, у двери молодёжь (руку сломал, ну, комбайн), а наш герой посередине, газету Аргументы и факты листает.
Увидел её глаза загорелись.
Анна Васильевна! Как нашли-то меня?
По следу, как Шерлок Холмс, попыталась пошутить. Что случилось?
Сердце прихватило. Как старое такси по тарифу. Дочка приходила. Сыну не сказал: зачем беспокоить.
Дочка спрашивала, кто это у меня такая заботливая? Я говорю: Соседка, помогает с делами.
Это слово почему-то задело. Соседка по делам холодное до ломоты. Она опустилась на стул.
Ну я правда соседка, спокойно сказала. Просто когда человек рядом, страшно не так.
Он смутился.
Я не подумал Они всё считают: мол, ерунда всякая, зачем старикам мозги морочат.
Старость это не освобождение от того, чтобы быть нужным, усмехнулась она.
Вот! облегчённо ответил он.
Потом он тихо:
Самое страшное, когда думаешь: вот так увезут тебя и всё. Лежишь, а на звонки никто не ответит. А тут вы вспомнили.
Анна Васильевна кивнула, сдерживая эмоции. Они улыбнулись первый раз так откровенно.
В палату вошла дочь Валентина Аркадьевича.
Пап, суп принесла А это кто? Чуть присмотрелась к Анне Васильевне, но без подозрительности.
Это Анна Васильевна, спокойно представил отец. Хорошо помогает по хозяйству. Мы иногда вместе гуляем.
Спасибо, поблагодарила дочка. С ним иначе никак.
Да мы просто соседи, спокойно соглашается Анна Васильевна.
Вскоре попрощалась: если что, зайду.
Он кивнул: Не трудно.
Дома она долго думала о хорошей знакомой. Пусть так главное, что не чужая.
Валентин Аркадьевич лежал две недели. Анна Васильевна наведывалась сидела рядом, приносила фрукты, слушали истории о заводах и дачных приключениях. Дочка Валентина привыкла к ней, однажды даже сказала у лифта: Спасибо вам. Только не делайте всего сами. Если что, звоните мне.
Я понимаю. Но если есть силы помочь помогу, спокойно ответила Анна Васильевна.
К маю Валентина Аркадьевича выписали. Врач наказал больше гулять, не нервничать, принимать таблетки вовремя (а лучше без приключений). Дочка развезла по домам вещи, а на следующий день Валентин Аркадьевич двинулся в сквер.
Анна Васильевна уже ждала на лавочке.
С возвращением! встретила его, будто с командировки.
Да жив, усмехнулся он. Уже неплохо.
Сели рядом, помолчали. Потом он осторожно:
Я тут подумал в больнице Не хочу быть вам обузой. А вдруг вы из-за меня все дела забросили?
У меня особо дел не густо, хмыкнула она. Магазин, поликлиника, чай, сериал Следствие ведут Колобки Главное не прикидываться жертвой.
Давайте тогда сразу договоримся: помогаем друг другу, но не навязываемся. Если что честно говорим, предложил он.
Вот именно! обрадовалась она. Если холодильник потёк помогаете вызвать мастера. Если мне плохо звоню вам. Но никто не обязан быть санитарам друг другу.
Он рассмеялся. Свобода не хуже валидола почувствовалась у обоих.
С этих пор порядок был как в расписании автобусов: вместе на рынок за картошкой, вместе в поликлинику поругивать регистратуру, иногда чай пить. Всё своими силами, но без перекладывания лишнего.
Дети реагировали поразному.
Мам, кто этот Валентин Аркадьевич? допытывался сын.
Просто сосед. Вместе в очередях стоим.
Ну смотри там, сейчас обманы кругом, ворчал сын.
Она только хмыкала Саму бы себя не обмануть.
У Валентина Аркадьевича дочка иногда спрашивала:
Пап, не будь слишком доверчив, вдруг женщина ради прописки? шутя, но с поддёвкой.
У нас договор, парировал Валентин Аркадьевич. Партнёрство по ЖКХ и очередям.
Лето пришло: сквер зазеленел, на лавке все те же герои. Только теперь у их лавочки будто табличка невидимая.
Однажды вечером, глядя, как мальцы гоняют мяч по пыльному двору, Валентин Аркадьевич произнёс:
Знаете, раньше думал: старость это точка. Всё закончилось, дальше таблетки. А оказалось нет. Иногда что-то и начинается, особенное, даже лучше нового телевидения.
Это вы про нас? улыбнулась она.
Про нас. Мне с вами спокойней. Не страшно становится.
Она взглянула на его старческие руки узловатые, работящие. На свои тоже не балерины. Но зато теперь вечером ложилась не в страхе: А если завтра не проснусь? А с новой мыслью: Кто же будет ругаться на врачей, если я не приду?
Я бы не просто удивился, сказал он, усмехаясь, я бы устроил облаву на весь подъезд.
Вот и отлично, кивнула она.
Помолчали, потом встали, каждый к своему дому.
Завтра в поликлинику? спросил он.
Со мной, сказала она. Сдавать кровь.
Дойду до дверей, а там уж вы герой, обещал он.
Они попрощались. Анна Васильевна вернулась домой в её квартире стало казаться, будто воздух движется поновому. На кухне закипал чайник, на табурете лежала шаль. Она положила на неё ладонь и почувствовала: теперь тишина совсем другая. Потому что где-то напротив в окошке тоже кто-то зажёг свет, и если не дай бог завтра забудет батон купить, Валентин Аркадьевич напомнит.
И старость никуда не ушла, и таблетки по расписанию, и цены кусаются. Но теперь у этой жизни был опорный пункт: лавка в сквере, где можно просто посидеть вдвоём, обсудить, как подорожал лук, и пойти дальше кто с тростью, кто с авоськой. Вместе.
