Ты самая шикарная девушка на нашем факультете, сказал тогда он, вручая Марии огромный букет ромашек с рынка возле станции метро.
Мария хохотнула, принимая цветы. Ромашки пахли летом и каким-то правильным счастьем. Алексей смотрел на неё так, будто заранее знал: она его судьба.
Первое их свидание прошло в Сокольниках. Алексей притащил клетчатый плед, термос с чаем и бутерброды, заботливо намазанные его мамой. Сидели на траве до самого комендантского часа. Мария особенно запомнила его заразительный смех, когда он закидывал голову к небу и как его рука «случайно» касалась её пальцев. В тот момент она была самой важной во всём огромном и шумном мире Москвы.
Через три месяца он позвал её в кино на французскую комедию она ничего не поняла, но смеялась, потому что рядом смеялся Алексей. Через полгода познакомил с родителями на семейном ужине. Через год предложил: «Давай, наконец, жить вместе».
Всё равно каждую ночь у тебя. Два раза платить за коммуналку буржуйство! взъерошил он ей волосы.
Мария не из-за денег согласилась (ну почти), просто рядом с ним мир становился тёплым и понятным.
Съемная однокомнатная на Южном Бутово пахла борщом по воскресеньям и только что выглаженным постельным бельём. Мария освоила секретные рецепты маминых котлет с чесноком и укропом, именно как Алексей любил с детства. По вечерам он читал ей вслух свежие выпуски «Коммерсанта» и строил планы о своём бизнесе. Мария слушала, подперев щёку ладонью, и верила каждое ему слово.
Планы были грандиозные: накопить на первоначальный взнос, купить квартиру, потом машину (настоящую, не из каршеринга), потом детей. Два, конечно: мальчика и девочку.
Всё успеем, целовал Алексей макушку своей верной спутницы.
Мария была уверена: с ним она неуязвима.
Пятнадцать лет вместе обросли вещами и привычками, словно сугробы под окнами зимой. Квартира в приличном районе с видом на сквер, ипотека на двадцать лет, которую они выплачивали досрочно, лишая себя отпусков и пельменей в ресторане. Серебристая «Тойота» под окном Алексей сам выбрал, сам торговался, сам потом натирал до блеска каждую субботу, с выражением гордого победителя в глазах.
Гордились собой, как строители БАМа: ни обеспеченных родителей, ни протекции. Только работа, экономия и терпение.
Мария не жаловалась никогда: ни когда засыпала в метро, ни когда хотелось уехать хоть на Ладогу, лишь бы не домой после особенно тяжёлого дня. Команда, говорил Алексей, и Мария верила.
Благополучие Алексея стало уставным правилом: наоборот неизвестно проникло в её ДНК. Если у мужа был трудный день она варила суп, наливала чай, слушала. Обида на босса гладила его по голове, шептала что всё наладится. Сомнения вытягивала словами за уши из внутренней ямы.
Ты моя опора, якорь, основной капитал, говорил Алексей, и Марии хотелось расти ещё дальше корнями.
Сложные времена были куда без них. Первый раз через пять лет совместной жизни: фирма у Алексея разорилась, он искал работу, а мимика приобретала оттенки московского ноябрьского неба. Второй раз хуже: подставили с бумагами, не просто уволили пришлось срочно продавать машину ради огромной компенсации.
Мария не упрекала. Никак. Работала ещё больше, бралась за подработки по ночам, экономила на себе. Боялась только за него: выдержит ли. Не сломается ли.
Алексей выкарабкался: устроился даже лучше прежнего, машину вернули, ту же «Тойоту», чтобы не менять традиций.
За год до развязки они сидели на кухне, и Мария, всю жизнь мечтавшая, наконец выдохнула главное:
Может, пора? Мне не двадцать, если ещё тянуть…
Алексей кивнул с серьёзным московским выражением лица:
Давай готовиться.
Мария тогда еле дышала: столько лет представлять, откладывать, ждать момента. А вот он момент!
Она фантазировала о маленьких ручках, запахе детской присыпки, первых шагах по их скрипучему ламинату и Алексея, читающем сказки перед сном.
Начались перемены: другая еда, режим, витамины, врачи, анализы. Карьеру пришлось подвинуть, хотя коллеги как раз строили ей красную дорожку к повышению и премии.
Ты уверена? приподняла очки начальница. Такое редко бывает.
Мария была уверена: командировки и стресс ей ни к чему.
Я лучше в филиал, пожала плечами.
Филиал в пятнадцати минутах пешком. Работа скучная, но зато ровно в шесть домой, по вечерам можно гулять, смотреть «Кухню» и есть яблоки. Для будущего ребёнка. Для семьи.
В коллективе Мария освоилась быстро. Без карьерных амбиций, зато с домашними обедами и ранним отходом ко сну.
Но дома шагами начал ходить холод. Сначала Мария списывала на усталость. Но Алексей перестал спрашивать о её дне, перестал обнимать, перестал смотреть привычными влюблёнными глазами.
В квартире стала не тишина, а тишина с дурным эхом. Разговоры ушли, её муж в телефоне сидел новостная лента важнее семейной. На вопросы отвечал скупо, спал к стене.
Мария долго смотрела в потолок расстояние между ними было шириной в два подушки и судьбу.
Интим исчез совсем. Неделя, две, месяц Мария перестала считать. Алексей каждый раз находил причину:
Завтра, очень устал…
Завтра не наступало.
Однажды она не выдержала, встала в дверях ванной:
Что происходит? Только честно.
Алексей даже не посмотрел:
Всё нормально.
Врёшь.
Ты придумываешь, период сложный, пройдёт.
Он убежал в ванную. Шум воды заглушил конец разговора.
Мария стояла в коридоре, прижав ладонь к груди там было больно.
Хватило её ещё на месяц. Потом она спросила прямо:
Ты меня любишь?
Ответ долго не находился.
Я даже не знаю, что к тебе чувствую.
Мария опустилась на диван.
Не знаешь?
Он наконец посмотрел на неё глазами, где зола вместо огня.
По-моему, любовь давно прошла. Я молчал, чтобы не делать больно.
Все месяцы Мария жила в сомнениях, додумывала, анализировала, искала оправдания авось, кризис, просто нервы А он просто разлюбил. Пока она строила планы, бросала карьеру, собиралась стать мамой.
И тут обрела абсолютную ясность: никаких «дай время», «вдруг наладится». Достаточно.
Я подаю на развод.
Алексей побледнел. Горло ходило ходуном.
Не спеши Давай попробуем, ну ребёнка заведём? Может, всё наладится, дети же объединяют.
Мария выдохнула горьким смешком:
Нет, дети тут только усугубят. Ты меня не любишь. Что нам делить, кроме коммунальных расходов?
Возражений он не нашёл.
Мария в тот же день собрала рюкзак, сняла комнату у подруги. Документы на развод отнесла сразу, как перестали трястись руки.
Делить пришлось многое квартиру, машину, пятнадцать лет совместных покупок. Юрист что-то говорил о согласии и квадратных метрах, а она просто старалась никуда не смотреть.
Вскоре съехала на отдельную однушку. Училась жить одна: готовить супы на одну порцию, досматривать фильмы без обсуждений, засыпать поперёк кровати.
Иногда по ночам накатывало: вспоминалось, как пахли ромашки с рынка, плед в Сокольниках, его смех и голос: «Ты мой якорь».
Было неимоверно больно пятнадцать лет не выбросить, как дырявые носки.
Но сквозь боль проступило что-то другое облегчение. Всё правильно: успела уйти до ребёнка, хватило смелости не вязнуть ради «семейных ценностей».
Тридцать два. Вся Москва впереди.
Страшно? Да жуть!
Но Мария справится. В этом у неё выбора нет характер у русских женщин такой.
