Володя, ты не забыл взять уголь? спросила Лидия, бросив обеспокоенный взгляд на мужа, который ловко вел старенькую «Ладу» по знакомому ухабистому проселку, уже расцветающему июньской зеленью.
Все с собой, Лидочка, усмехнулся он, не отрывая рук от руля. И уголь, и розжиг, и шашлычок твой маринованный целенький в сумке лежит. Расслабься, жена. Едем ведь отдыхать, а не переворачивать мир две недели отпуска, тишина, птицы, твоя любимая лужайка. Я помню, как ты зиму всю только ей и грезила.
Лидия тяжело, с удовольствием, откинулась на спинку сидения, прикрыв глаза: «Лужайка» это слово для нее было как колыбельная песня. Помнится, когда они только приобрели этот покосившийся участок под Калугой, вокруг старой избы стояли заросли лопуха и крапивы ростом с человека, заваленные битым кирпичом, железом и прочим хламом. Все разбирали своими руками, нанимали рабочих, потом за немалые, почти столичные, деньги Ковровой дерним улаживали перед домом первой красотой на усадьбе.
Это было ее место покоя, гордость и награда за долгие рабочие недели словно яркий, плотный, густой ковер, где приятно прохаживаться босиком по утру с чашкой кофе, дремать на рассвете или заниматься гимнастикой. Лидия строго запрещала топтать лужайку тяжелыми подошвами, не говоря уж о всяких посиделках с шашлыками чтобы не повредить тонкий дерн. Для нее это был не просто газон: доказательство, что новая дача в Орловской глубинке не каторга, а настоящий отдых душой и телом, вопреки традициям старшего поколения.
Надеюсь, мама не забыла поливать траву, пока нас не было, вслух произнесла Лидия, чувствуя, как всплывают тревоги минувшей недели: жара стояла под тридцать, не меньше.
Оставь ты, махнул Володя, Клавдия Аркадьевна и к себе строже относится. Говорила: буду дважды в неделю приезжать, поливать и за домом смотреть. Она понимает, какая для тебя эта лужайка драгоценность.
Клавдия Аркадьевна, свекровь Лидии, была настоящей русской матроной громогласной, строгой, привыкшей, что земля должна кормить. Каждый пятачок ей виделся только под ряды картошки, морковки да укропа. По весне и осени неизменно разгорались фронтовые ссоры: она спорила о пользе, называла газон «баловством», но пару сезонов смирилась и занималась исключительно своей скромной тепличкой в самом углу.
Сквозь шорох шин Лидия открыла калитку; из-за забора пахло нагретой хвоей и шиповником. Еще минута и вот, босиком по скошенной траве, как в детстве… Она распахнула ворота и тут замерла. Холщовая сумка с компьютером выпала из ее рук прямо в пыль.
Лида, ты чего? Заезжай, окликнул Володя, а затем вылез из машины. Секунду спустя он и сам встал в ступоре.
Той самóй изумрудной лужайки не существовало.
Вместо нее неровное, перекопанное поле, измятое кривыми бороздами, с земляными комьями, смешанными с остатками дорогого дерна и сетки, что были когда-то уложены с такой любовью и тщанием. В канавках уже кое-где зеленели слабые росточки видимо, лук да морковь, нелепо торчавшие на месте былой красоты.
В центре, в старомизбитом фартуке и ситцевом платочке, Клавдия Аркадьевна, сияющая и довольная, оперлась на лопату.
Вот и приехали, детки, радостно прокричала она. А я тут для вас сюрприз сотворила, еле управилась ко вашему приезду!
Слова Клавдии Аркадьевны не доходили до Лидии сквозь глухой гул в ушах. Она шагнула к изувеченной лужайке. Под ногами остались лохмотья газонной травы все перемешано, изрублено.
Что это? голос Лидии был ледяным, тихим так, что Володя невольно поежился.
Как что? Грядки! гордо ответила свекровь. Земля должна работать: тут лучок, здесь морковка, а у беседки кабачки настоящие, свои! Представляете, сколько пользы! Думаю, через месяц будем икру из кабачков крутить, а не на рынке покупать всякую химию.
Мама… выдохнул Володя, да это же рулонная трава. Мы за нее сто двадцать тысяч три года назад отдали. Плюс обслуживание, удобрения… Все пропало.
Вот жалость-то! отмахнулась Клавдия Аркадьевна. Эх, по-настоящему городские. Траву покупают, и радуются. У нас вон в деревне вся огороды кормят семьи. А у вас газон… Питают гордость, не желудок!
У Лидии внутри поднималась чёрная обида не просто самоуправство, а полное попрание всех её желаний и стольких лет труда. Терпеть было нельзя.
Клавдия Аркадьевна, строго сказала Лидия, мы просили только цветы поливать, не трогать участок. Просили очень конкретно.
Я же для вас! всплеснула руками свекровь. Зима будет суровая, а тут соленья, заготовки свои, витамины. Со своей травой… на смех да на позор Людке, соседке нашей: говорит, всё газоны ваши! Нет, порядок должен быть.
Мне до Людки дела нет, твёрдо произнесла Лидия. Володя, разгружай вещи.
Лида, погоди, попытался остановить жену Володя, Мам, ну зачем ты вновь? Мы ведь договаривались: теплица твоя, остальное зона отдыха…
Я мать лучше знаю! резко взвизгнула Клавдия Аркадьевна. Да я здоровье тут положила, чтобы вы зимой не с пустой кладовой остались… А вы неблагодарные!
Она театрально осела на скамейку и приложила руку к сердцу.
Лидия вошла в дом, почти не контролируя себя. Всё внутри дрожало, сжигала бешеная злость. Но давать волю слезам и крикам нельзя: Клавдия Аркадьевна любила сцены, где сама становится мученицей.
Через минуту на кухне нарисовался Володя, руки тряслись.
Лида, да она по старинке… начал он виновато. Для них ведь пустая земля все равно что проклятие.
Здесь не в «старинке» дело, отрезала Лидия. Речь о уважении. Для нее нет наших границ. Дом наш для нее, трава пустяк. Себя главной хозяйкой вообразила.
Я попробую объяснить еще раз…
Объяснять уже поздно, холодно сказала Лидия. Она обязана вернуть всё, как было. Пусть выкорчует свои посадки, выровняет площадку. А за новый газон пусть оплатит. Нам-то теперь ещё месяц грязь и лишний расход…
Ей шестьдесят, Лид, как она это?
Сама начала пусть сама и заканчивает. В крайнем случае, деньги у неё есть: сама хвасталась заначкой. Внукам помогает, «гробовые» копит. Вот пусть и проявит заботу оплатит работу.
Это чересчур жёстко, Лида.
А вот то, что свежий дерн в клочья, не жёстко? Нет, больше я не позволю такое. Если откажется меняю сегодня замки.
Лидия решительно вышла на крыльцо. Клавдия Аркадьевна жаловалась за забором всё той же Людке, активно тыча на дом.
Клавдия Аркадьевна, твердо сказала Лидия. К вам разговор.
Ох, воды бы попить! жалобно состроила свекровь лицо.
Потом напьётесь. До воскресенья уберите всё, что посадили. Выкопайте каждую луковицу, выровняйте землю.
Клавдия Аркадьевна округлила глаза.
Ты что, смеёшься, девка? Я старалась ради вас, а теперь выкапывай?.. Не дождешься!
Дом куплен в браке, я такая же хозяйка. Если к воскресенью не будет ровной площадки, вызову рабочих с трактором. А счет вам. И больше вы здесь не появитесь.
Володя! завопила свекровь. Ты слышишь, что она говорит?! Я мать твоя!
Володя вышел из дома. Несколько секунд, и он понял взгляд жены: если не поддержать Лидию, семью потеряет.
Мама, послушай Лиду. Ты не права. Это наш дом, мы за ним ухаживаем. Ты всё испортила.
Вот оно как! Все ты ей теперь!.. и, схватив свои вещи, Клавдия Аркадьевна с достоинством вышла, грозно хлопнув калиткой.
Ключи, Клавдия Аркадьевна, позвал её Володя.
Свекровь бросила связку в пыль:
Получи, чтоб у тебя на газоне только сорняк вырос!
Стукнув калиткой, она ушла. Лидия подняла ключи и сказала мужу:
Она вернется у неё рассада и пальто здесь. Пойдёт к Людке жаловаться, ещё наплачется.
Ты куда звонишь? спросил Володя.
Ландшафтникам узнаю цену восстановления «под ключ».
Всю пятницу они сидели на веранде не до чая было: только вид перекопанной земли и глухая тишина.
На следующий день утром калитка негромко скрипнула: свекровь вернулась. Она шла неспеша, стараясь не встречать взгляд с окна. Подошла к теплице за своим.
Клавдия Аркадьевна, за рассадой пришли?
Вот, думаю Лук жалко: голландский, денежный.
Жалко. И газон стоил немало восемьдесят тысяч на восстановление.
Сколько-сколько?!
Такая рыночная цена. Либо выкапывайте всё и ровняйте сами, либо платите фирме.
Нет у меня таких денег!
Значит, лопату в руки. Справились перекопать справитесь и вернуть.
В этот час вышел Володя:
Мам, Лида права. Хочешь забирай свой лук домой, но участок должен быть ровный.
Свекровь искала жалость, но стены уже не было пробить.
Ладно, буркнула она. Давайте мешки. Вот вам и сына, и рубаха.
Два дня шло странное действо: Клавдия Аркадьевна, вздыхая и охая, выкапывала овощи, складывала всё в мешки, бормотала проклятия. Володя помогал лишь выносить землю, но за руки её не делал. Лидия сидела рядышком на уцелевшем пятне газона и строго наблюдала.
Сам за неё всё сделаешь не усвоит, сказала она мужу ночью. Пусть сама прочувствует.
К воскресенью участок преобразился: ни гряд, ни бугров лишь пустая, чёрная, сравнительно ровная земля.
Клавдия Аркадьевна села на крыльцо с уставшими, грязными руками.
Довольны теперь?
Спасибо, Клавдия Аркадьевна, без тени издевки сказала Лидия. Ценю ваш труд.
Злая ты, Лидочка, несгибаемая, пробурчала свекровь. Думала, Володя с тобой будет счастлив, а ты его под каблук.
Я просто уважаю свои границы. Хотели б вы грядку там, где нет газона я бы дала, если по-человечески спросили.
Свекровь промолчала. Потом спросила:
Володя мне лук домой отвезёт?
Конечно.
Ключи-то отдайте?
Нет, мам. Пока у нас побудут. Хотите вас привезём сами.
Спорить она не стала: понимала, что за гранью возврата.
Прошёл месяц. Лидия с мужем засеяли травами всю площадку: росли молодые зелёные побеги. Первая зелень радовала глаз.
В августе на день рождения Володя пригласил мать. Она была тиха: принесла пироги с тем самым луком и впервые признала:
Хорошо-то как чисто, зелено, меньше грязи. Может, и полезно ваш газон.
Лидия налила ей чаю и ответила:
Всё должно быть на своём месте, Клавдия Аркадьевна. Овощам в теплице или на рынке, нам на отдых.
Война закончилась. Бывшие раны земли зарастали юной зеленью трав. И сами отношения, как оказалось, стали честнее, надежней старых вежливых улыбок. Границы, прочерченные лопатой и упрямством, оказались крепче былых привычек.
