Письмо, не нашедшее адресата
Бабушка долго сидит у окна, хотя смотреть особенно и не на что. За окнами ранняя зима быстро загоняет двор в сумерки, старенький фонарь под балконом то моргает, то вовсе гаснет, будто ленится светить. На белом снегу редкие следы прохожих и дворовых собак, вдалеке скребет лопатой дворница Тамара, потом снова всё стихает.
На подоконнике золотистая оправа очков и мобильник с трещиной на стекле. Телефон иногда тихо вздрагивает, когда в WhatsApp приходит семейное фото или голосовое, но сегодня молчит. В квартире на Пятницкой царит полная тишина. Стенные часы отмеряют секунды громче обычного.
Она поднимается, идет на кухню, включает свет. Лампочка под потолком заливает бледно-желтым. На столе под тарелкой стоят остывшие вареники бабушка сводила их днем, мало ли, забежит кто. Пока никто не заглянул.
Она садится за стол, берет вареник, кусает и тут же откладывает тесто за день стало резиновым, есть можно, только радости мало. Заваривает чай из старого эмалированного чайника, слушает, как он вливается в стакан с подстаканником. Неожиданно вздыхает вслух вздох тяжелый, будто часть души опустилась рядом на табурет.
Хватит ныть, одергивает она себя. Все живы-здоровы, спасибо Богу, крыша своя есть, пенсия идет. Но всё равно…
Вспоминаются оборванные разговоры. Голос Лиды, дочки напряжённый, тонкий, как рояльная струна:
Мама, я уже не могу с ним так Опять своими обидами…
И зять Витя, с насмешкой:
Она жалуется? Передай, что жизнь не конфетка, не всё по её желанию будет.
И внук Сашка раньше болтал с ней без умолку, а сейчас бросает односложные «угу», когда бабушка спрашивает, как дела. Эти «угу» ранят сильнее всего. Вырос, конечно, парень. Но всё же.
Они при ней не ругаются громко, не хлопают дверями. Но в воздухе между словами постоянно тянется холодная невидимая стена. Всё обиды, недомолвки, никто не признает вины. А она между двумя берегами туда и сюда, старается не сказать лишнего. Иногда думает: сама виновата, не так что-то подсказала или, наоборот, в своё время промолчала, когда надо было сказать.
Бабушка делает глоток горячего чая, морщится, помнит, как когда-то, когда Сашка был ещё совсем мелкий, они с ним вместе строчили письмо Деду Морозу. Он выводил каракули: «Пожалуйста, принеси конструктор и пусть мама с папой не ругаются». Она тогда смеялась, гладила его по волосикам всё устроится, Дед Мороз, конечно, поможет.
Теперь ей стыдно оттого воспоминания, будто тогда она обманула внука. Родители его так и не перестали спорить, просто отучились делать это вслух.
Убирает стакан, протирает и без того чистый стол салфеткой, идет в комнату. Настольная лампа бросает свет на письменный стол раньше она часто писала письма, теперь всё общение в телефоне: смайлики, сообщения. Но ручка лежит рядом с блокнотом в клетку.
Останавливается и вдруг думает а если Мысль кажется нелепой, детской, но от неё чуть теплеет внутри: написать письмо. Настоящее, на бумаге. Не для подарка. Просто попросить не у людей, а у кого не принято просить.
Улыбается самой себе. Старая, а решила вдруг писать сказочному деду… Но рука сама тянется к блокноту.
Садится, поправляет очки. На первой странице каракули, переворачивает лист, находит белый. Медленно пишет: «Дорогой Дед Мороз…»
Вдруг стыдно, как будто кто-то подглядывает. Она оглядывается в пустую комнату, на кровать, на закрытый шкаф никого.
Ну и ладно, шепчет и продолжает:
«Я знаю, ты, Дед Мороз, для детей, а я уже стара. Не буду просить шубу или телевизор, всего хватает, чего положено. Только одного попрошу: чтоб мир был в семье.
Чтоб дочь с зятем не ссорились, чтоб внук не молчал, как чужой. Чтобы все вокруг одного стола сидели, без боязни промахнуться словом. Я понимаю, что люди сами виноваты, тебе вроде бы не при чем. Но, может, сможешь помочь, хоть чуть-чуть. Я, может, не имею права просить, но всё равно прошу: если можешь, сделай так, чтоб мы друг друга слышали.
С уважением, бабушка Нина».
Вчитывается в эти корявые, как детские рисунки, слова. Стирает слёзы и складывает листок пополам. Потом ещё раз. Посидит с ним в руках, не зная, что теперь. Куда? Из окна, как в сказке, выбросить? В почтовый ящик? Смешно…
Вспоминает, что завтра всё равно идти в магазин и на почту оплачивать квартплату. Ну и брошу в ящик для писем Деду Морозу, их сейчас везде ставят к праздникам. Сразу полегчало: не она одна.
Ложит письмо в сумку рядом с паспортом и квитанциями, выключает свет. Часы на стене стучат, она долго ворочается, пока не засыпает.
Утром старается выйти пораньше. На улице скользко, снег хрустит под валенками. У подъезда соседка Валентина Фёдоровна с пекинесом кивнули друг другу, перекинулись парой слов, Нина пошла дальше, крепко держась за ремешок сумки.
В почтовом было шумно, очередь тянулась к окошку оплаты. Она встала в конец, достаёт квитанции, сложенное письмо. Но ящика для писем сказочному деду тут нет, только обычные ящики и витрина с марками.
Смутилась. Придумала себе праздник… Можно выбросить письмо в урну, но рука не поднимается. Прячет обратно, оплачивает счета, выходит.
Рядом с почтой маленький киоск с ёлочными игрушками, на нем коробка с табличкой «Письма Деду Морозу». Но продавщица уже снимает скотч: «Уже всё, вчера был последний день, теперь поздно».
Нина кивает, благодарит. Возвращается домой, письмо тихо греет сумку, не давая забыться.
Дома переодевается, ставит сумку на табуретку, разбирает продукты. Телефон коротко гудит дочка пишет: «Мам, привет! В выходные заедем, хорошо? Саша говорит, у тебя старые книги по истории есть».
Что-то внутри сжалось и тут же отпустило значит, приедут… Не всё потеряно. Отвечает: «Конечно, приезжайте. Жду.»
Устроившись на кухне, варит бульон, письмо лежит в кармашке сумки. Забытое.
В субботу к вечеру грохочут шаги в подъезде знакомые силуэты за дверью: дочка с пакетом, зять с коробкой, Сашка с рюкзаком. Он уже высокий, почти до косяка, в тёмной куртке, волосы из-под шапки лезут.
Ба, привет, говорит и наклоняется неловко целовать, чуть стесняясь.
Проходите, проходите, суетится Нина. Разувайтесь, тапочки чистые.
В коридоре тесно, пахнет снегом, улицей и чем-то сладким из пакета. Зять ворчит, что грязно, Сашка молча стягивает кроссовки, рюкзак задевает вешалку.
Мам, мы ненадолго, завтра к Витиным родителям, напоминает дочка.
Помню, помню На кухню, суп варила!
На кухне садятся по своим местам: зять к окну, дочка рядом с ним, Сашка напротив Нины. Тихо разливают суп, ложки цокают о тарелки. Потом разговор завязывается сам про работу, пробки, цены. Слова идут ровно, но под ними натянутое течение.
Саш, ты про школу что-то спрашивал? напоминает дочка.
А, да Ба, у тебя книги по истории, по войне есть? Учитель говорил, что можно найти что-то интересное.
Конечно, обрадовалась Нина. Там на полке целая серия. Пойдём, покажу.
Они вдвоём уходят в комнату. Под лампой, на верхней полке потёртые книги.
Смотри, тут про блокаду, тут про партизан, тут мемуары Тебе что нужно?
Не знаю что-нибудь живое, чтобы не скучно.
Смотрит он на книги и для Нины это всё тот же мальчишка, когда-то садившийся к ней на колени с миллионом вопросов. Сейчас он молчит, но интерес в глазах остался.
Вот эту возьми, протягивает книгу. Живо написано, сама в молодости прочла.
Он кладёт в рюкзак, благодарит.
Спасибо, ба.
Обсуждают ещё про школу, про «нормального, но строгого» учителя истории, Нина слушает, радуется каждому слову. Потом дочка зовёт уезжают через полчаса.
Когда они уходят, снова толчея в коридоре пальто, пакеты, фразы «позвони», «не забудь». Нина провожает до самого лифта и возвращается в своё молчание.
На кухне убирает тарелки. На табуретке сумка с письмом. Нащупала сложенный листочек, хотела бы его порвать только глубже в карман засовывает.
Она не знает, что пока она рылась за книгами, Сашка случайно задел сумку и белый уголок бумаги показался из кармана. Он поправил и увидел надпись «Дорогой Дед Мороз…» и замер.
Не стал тогда вытаскивать письмо родители рядом, суета. Но этот обрывок запал в душу.
Вечером, дома, открывая рюкзак, вспомнил. Мысль о том, что взрослый человек пишет такое смешно, странно, немного больно.
Потом будни. Ел салаты у других родственников, копался в телефоне. Но где-то на краю памяти торчит тот белый уголок.
Через пару дней, вернувшись из школы, пишет бабушке: «Ба, можно к тебе заехать? Ещё по истории нужна помощь». Ответ приходит быстро: «Конечно, приходи».
Приходит уже после уроков, с рюкзаком и наушниками. В подъезде пахнет капустой и порошком. Дверь тут же открывается.
Проходи, Сашенька. Я блинов напекла.
Он снимает куртку, ставит рюкзак рядом с табуреткой снова видит уголок бумаги в сумке.
Пока бабушка хлопочет на кухне, он аккуратно, будто шнурок завязывает, вытаскивает листок. Сердце стучит: понимает, что нельзя, но рука не слушается.
Спрятал письмо в карман худи, пошёл на кухню.
О, блины, старается не выдать волнения.
Едят, обсуждают школу, предстоящие каникулы, погоду. Бабушка переживает, не простужен ли, не нужны ли новые ботинки. Он отнекивается.
После обеда бабушка даёт ему ещё одну книгу, он уходит, не позже обычного чтобы не заподозрили.
Дома заходит в комнату, достаёт письмо, сажусь на кровать, разворачивает. Бумага чуть помята, буквы с завитушками. Читает. Неловко, будто подслушивает чужой разговор. Особенно давит строка: «Чтоб внук не молчал, как чужой». Снова перечитывает. Комок в горле.
Вспоминает, как в последнее время отвечает бабушке коротко, отмахивается, когда она звонит. Не потому что не любит просто нет сил, всё не до того. А она это принимает на свой счёт
Читает до конца. Становится бесконечно жаль бабушку хочется поехать, обнять, пообещать всё исправить. Но тут же становится стыдно за такие эмоции.
Лежит, смотрит в потолок; письмо белое пятно среди темноты. Что теперь? Мамe показать? Папе? Засмеют или рассердятся. Отдать бабушке поймет, что читал. Её и его это заденет.
Вечером ужин ест молча, хотел было сказать: «Мам, а бабушка…» каждый раз не выходит, отвлекают. Потом просто молчит.
Ночью ворочается, письмо всё лежит у него в столе мысль о нем не отпускает.
В школе рассказывает другу: «Бабушка письмо Деду Морозу написала». Тот смеется:
Моя только пенсию ждёт от Мороза.
Не смешно, неожиданно резко отвечает Саша.
Друг только плечами пожимает. Саша остается наедине с этим странным грузом.
Вечером набирает бабушкин номер, но не решается нажать «вызов». Просматривает семейный чат фото салата, шутки про пробки, приглашение на корпоратив. Всё поверхностно.
Пишет: «Мам, давай на Новый год к бабушке?» стирает, не отправляет. Представляет новую волну разговоров и ругани.
Сидит, смотрит на письмо среди строчек про «один стол» возникает догадка: не Новый год, просто ужин, без повода, просто так.
Заходит к матери в комнату, когда та с ноутбуком на диване:
Мам, а давай ну, к бабушке всей семьей соберёмся? Просто поесть, пообщаться. Я помогу что-то приготовить.
Мама усмехается: Ты готовить? Это интересно Но времени нет, отчёты, папа устает.
Можно выходные, настаивает. Всё равно дома сидим.
Она вздыхает, смотрит вдумчиво: Ладно, поговорю с ним, но ничего не обещаю.
Вечером слышит их разговор из кухни.
Представляешь, сам просит, удивляется мама.
Да что там опять про здоровье и пенсию? привычно бурчит папа.
Всё равно одной ей тяжело, тихо говорит мама.
Пауза, вздох: Ладно. В субботу заедем.
Саша возвращается к себе маленькая, но своя победа. Впереди ещё одна с бабушкой.
Днем звонит ей:
Ба, мы все к тебе в субботу зайдем, хотим с тобой поужинать. Я, может, пораньше подойду, помогу на кухне.
Небольшая пауза.
Конечно, приезжай. Что готовить-то будем?
Мне без разницы картошку, салат что скажешь.
Ну, салат ты ещё не резал, усмехается бабушка.
В субботу приходит раньше, с пакетами. О, сколько всего! Мы кого, весь дом кормим? смеется Нина.
Пусть лучше останется, отмахивается он.
Чистят картошку, режут овощи. Она подсказывает: Пальцы береги, порежешься.
Пахнет луком и мясом. Радио шепчет на фоне. За окном редкие прохожие спешат.
Вдруг Саша спрашивает: Ба, а ты в Деда Мороза веришь?
Она вздрагивает, поворачивается.
В детстве верила Сейчас, кто знает. Может, он и есть, просто не такой, как обычно показывают.
Он бурчит: Просто интересно.
После легкой тишины возвращаются к еде; он так и не решается сказать про письмо, но что-то меняется.
К вечеру приходит мама с пирогом, отец не такой угрюмый, как обычно. Садятся, сначала все осторожничают. Но по мере того как едят, разговор течет свободней. Шутят, вспоминают детство матери, отец рассказывает смешное о работе, Нина смеется.
В какой-то момент мама наливает чай:
Мам, прости, что так редко приходим. Всё время бегом.
Ничего, тихо отвечает Нина. У вас свои заботы.
Сашка встревает:
Можно же почаще, не только праздниками.
Они смотрят на него. Он смущён, но не сдается.
Вот как сегодня хорошо же.
Хорошо, соглашается отец.
Будем стараться, поддерживает мама, голос её мягче обычного.
Потом обсуждают школу, репетиторов, поступление. Нина старается не отставать, даже если чего не понимает.
Когда собираются уходить, привычная возня с одеждой, кастрюля на полку, посуда мать обещает: Давай в следующий раз опять у тебя соберёмся. Я заранее скажу.
Договорились, кивает Нина.
Саша задерживается в комнате. Письмо по-прежнему у него, никуда не собирается возвращать слишком личное.
Ба, если ты чего-то хочешь чтобы мы по-другому жили, ты скажи нам. Без писем.
Она долго на него смотрит, потом отвечает:
Скажу.
Он уходит, закрывается дверь, лифт катится вниз.
Нина садится на кухне. На столе чашки, крошки от пирога, пахнет мясом и чаем. Она собирает крошки ладонью.
В груди тихое, как открытая форточка. Не счастье, не радость полегчание. Ссоры никуда не делись, но сегодня за этим столом будто чуть приблизились друг к другу.
Вспоминает про письмо уже не важно, где оно. Может, в сумке. Может, потерялось. Может, кто-то нашёл. Но главное не в бумаге дело.
Становится у окна. Во дворе играют дети, лепят снеговика, мальчишка в красной шапке смеётся на весь двор.
Нина прижимается лбом к стеклу, улыбается. Тихо, но искренне.
А в кармане Сашкиной куртки, среди других мелочей, лежит то самое письмо. Иногда он его достаёт, читает пару строчек и снова прячет уже не как просьба к чуду, а как напоминание о том, чего ждёт человек, который варит тебе суп и ждёт звонка.
И больше Саша никому про письмо не рассказывает. Но когда мама говорит, что устала и не поедет к бабушке, он спокойно отвечает:
Я сам к ней заеду.
И навещает не к празднику, не для отчёта. Просто так. Не чудо просто маленький шаг навстречу тому самому миру, о котором написано на клетчатом листке.
Нина при встрече улыбается только ему. Проходи, Сашенька, я только что чайник поставила.
И этого достаточно для тепла в квартире на Пятницкой.
