В наше время, бывало, таких соседок встретишь хоть святых выноси! Да только истории, что я хочу вспомнить, уже десяток лет минуло…
Только не трожь мои хрусталики! визгливо раскатала Людмила Владимировна, когда-то считавшаяся моей подружкой. Смотри за своими глазами, Тамара Борисовна! Думаешь, мне не ясно, на кого ты уставилась?
Так ты, выходит, ревнуешь? мне, бывало, даже смешно становилось. Ой, глядите-ка, раскатала губы! Надо тебе на Новый год подарить губозакаточную машинку!
Себе бы оставила, гляжу, пригодилась бы! не сдавалась Людка. Или твои-то губищи уже ничто не спасёт? Всё мне видно!
Я только вздохнула, ноги с кровати спустила и за иконами пошла утреннюю молитву читать. Не то чтобы я была большой верующей но какая-то сила там, в вышине, всегда смотрит и не уснёт. Кто там такой до сих пор не знаю: кто зовёт его Боже, кто Вселенной, а кто дедушкой с белой бородой, что на облаке сидит, к нам присматривает
Возраст мой тогда был не девичий к семидесяти приближался. А в этом возрасте только и остаётся с небесной силой в ссоры не вступать: если есть, то в обиде не держать, а нет так и дел невеликих.
В завершение утренних слов я, по привычке, добавила своё: ритуал соблюдён, на душе легче, можно и день новый начинать.
А жизнь моя, признаться, не сказка: не дураки с дорогами мучили, а вовсе иные напасти соседка Людка да мои внуки.
С внуками всё по-старому: поколение невертлявое, ничего и делать не хочет. Но тут уж родители пусть разбираются.
С Людкой беда другая: с годами она начала нервы трепать классическим способом! Посмотришь киношных артисток война да веселуха! А в жизни по-настоящему комочно.
А ещё у меня приятель был Пётр Ефимович Козырный, все звать Петька-мопедка. Прозвище пошло, понятно, с молодых лет: любил Петька мопедом разъезжать, да так, что весь совхоз дивился. Сначала Петька-мопедка, потом и вовсе просто «мопедка».
Мопед его давно уж проржавел в сарае, а кличка осталась насовсем, одно слово деревня.
Помнится, прежде мы семьями дружили и Козырный с женой Ниной, и я с покойным мужем. А нынче пополам уже нет никого, остались только мы с Петькой.
Со школы ещё друг Петька, надёжный, весёлый. В те года нас было трое: я, Петька да Людка. Честная дружба была, безо всяких ухаживаний. Всюду вместе ходили, кавалер посередине, мы по бокам, аккурат как кружка с двумя ручками: держи покрепче, не выронишь!
Но годы берут своё: Людка сначала прохладой повеяло, а после и вовсе злоба вскипела. Будто подменили её после смерти мужа. Человек с годами меняется: кто был говоруном начинает молоть языком, скупой скупится, завистник изводится сам.
А повод завидовать был: я хоть и возрастная, а стройность сберегла, а Людка вся расплылась, на мне всегда проигрывала.
Петя в последнее время меня выделял: и пообщаться зайдёт, и пошутит. Людке только и оставалось, что сухо молвить и жди его, зови.
Слово хорошее базланить! Так вот, Людка этим и занялась, прицепляясь к каждой мелочи.
То у меня отхожее место пахнет мол, век стоит, а только вчера почуяла! Тут я ей не осталась в должниках:
По полису себе хрусталики вставила! Всё хорошее даром не дадут!
Не трогай мои хрусталики! завопила она. За собой лучше смотри! Мне ли не знать, на кого сегодня засматриваешься?
Это ты ревнуешь, что ли? Ну, так раскатала губы! Гляди, губозакаточная машинка твой подарок на Новый год!
Себе бы оставила! Или не помогают уже твои машинки?
И так не раз, не два. Пошлась жаловаться Петьке, а он совет даёт засыпать туалет, да в доме устроить новый.
Дети мои собрались, да сделали мне санузел в доме. А яму старую Петя сам землёй подровнял.
Но Людке и тут покоя не стало: внуки, мол, грушу её обрывают! Хотя, ветки к нам и перетянулись, а я уверена никто их не трогал.
Твои куры по моим грядкам роются и ничего! парировала я.
Курица, она глупая А внуков воспитывать надо! с укорами отвечала она.
Внукам втык, груши осенью сами по себе облетели, ну а Людка выдумала новое: то ветки кто-то сломал, то еще что.
Петька опять выручил: спилил спорные ветки у меня у себя ж могу делать что хочу! Людка злилась, но молчала.
Жизнь кипит: курицы уже насеялись до того, что и грядкам моим мало не показалось. Просила я соседа их придерживать а ей хоть бы что! То одобрительно усмехнётся: мол, что Емеля, лопни!
Можно было бы парочку жарить но не стала. Петька нашёл хитрость яйца ночью по грядкам разложить, а утром собрать. Людка только стояла, рот раскрыла, да так и не поняла, как её с носом провели. Куры после на огород не заходили.
Думаю, ну теперь-то, авось помиримся? Куда там! Теперь у неё дым с моей летней кухни мешает, запах мяса не по нутру! Дескать, в Думе и про мангалы закон приняли.
Какие мангалы! Очки протри, Людмила Владимировна!
Терзала меня и дальше, уж из сил выбилась, худоба на мне нарисовалась
Может, на опыты её сдать? жаловалась я Петьке. Сожрёт ведь меня с потрохами!
Подавится! уверил друг. У меня мысль получше есть.
Через пару дней слышу:
Тома! Выходи!
Стоит мой Петька-«мопедка» у ворот, да свой старенький, но починенный мопед заводит.
Я раньше был невесёл, мопед не работал! А теперь давай, красотка, кататься? Вспомним молодость!
Я закрутилась, да и села: нынче ведь у нас пенсионеры сплошь активные! И в прямом, и в переносном смысле поехала в новую жизнь.
Скоро Пётр Ефимович сделал мне предложение: стала я официально Козырная! Переехала к мужу, хозяйка дома.
А Людка осталась одна, пухлая и сердитая. Вот тебе и новый повод для зависти! Да только ругаться ей теперь не с кем, весь яд в себе держит. Тут уж, как говорится, не жизнь а песня. Чего хотели-то, деревня есть деревня.
Эх, зря только вокруг того туалета столько суеты развелиТут и вышло: живи проще и люди к тебе потянутся. Мы с Петькой каждый вечер чай на крыльце пьём, разговариваем, иногда просто молчим а хорошо на душе, спокойно. Гляжу вокруг кусты шевелятся: то ветерок, то Людка в сеточку подглядывает, как мы улыбаемся. Всё ей жизни мало, всё ей счастья чужого хочется.
А у меня внучата бегают, куры то по двору шныряют, то за домом шепчутся. И хоть бы кто-нибудь вспомнил старые обиды, смешно даже ни стыда, ни злобы, только добрая память да благодарность за всё, что было. Вечерами Петька песню затянет:
Ой, да ты, душа-старость, не береди мои раны…
А я сижу рядом и думаю: пусть хоть весь свет переменится, а своё счастье всегда можно найти если не за грудиной, так хоть на мопеде, с дружком старым, под облаками. Главное не забывать улыбаться и у хрусталя пыль вытирать вовремя: вдруг ещё пригодится!
