«Пока мы продаём твою квартиру, поживи-ка в доме престарелых, — спокойно предложила дочь» Людмила вышла замуж очень поздно: не складывалось, и уже за сорок, когда почти перестала надеяться встретить “того самого”. Эдуард, ей попавшийся, оказался не сахар: несколько браков за плечами, трое детей и ни уголка своего — суд “порекомендовал” оставить жилплощадь бывшей семье. Пришлось Людмиле тащить мужа к маме — шестидесятилетней Марии Андреевне, в маленькую московскую “двушку”. Эдик с самого порога брезгливо скривился: “Пахнет старостью, проветривать тут надо!”. Мария Андреевна сделала вид, что не слышит. “Где жить-то будем?” — стонет Эдуард, и Люда суетится, шепчет матери: “Мам, мы с Эдиком займём твою комнату, а ты переберись пока в маленькую”. Вещи мама таскала сама — зять помогать отказался. Жизнь у Марии Андреевны пошла тяжёлая. Всё не нравилось зятю: и ужин, и уборка, и ковры, и запахи. Бурчит: “Я от этого старьём уже задыхаюсь!”. Вскоре Эдуард заявил: “Так жить невозможно! Давай квартиру продавать, а твою мать — пока в дом престарелых.” “Как же так?!”, — только руками развела Люда, но под давлением мужа, боится его потерять… И, с грустью в душе, идёт к маме: “Мамуль, потерпи, пока мы квартиру продадим — ну а тебе… временно в пансионат для пожилых. Потом обязательно заберём тебя к себе!”. Мария Андреевна слёзно соглашается — и подписывает квартиру дочери. Документы готовы — Эдик потирает руки: “Собирай мамины вещи — везём в пансионат”. Марию Андреевну, сдерживая слёзы, везут в дом престарелых. Эдуард тем временем “проветривает” квартиру, а вскоре пара продаёт её, покупают новую и… оформляют на Эдика. Люда робко пытается вспомнить о матери — муж агрессивно обрывает: “Ещё раз заикнёшься — выгоню!” Она молчит. Так год за годом Люда не навещает мать, боясь увидеть её слёзы. За пять лет Мария Андреевна каждый день ждала, что дочь за ней вернётся. Но так и не дождалась: умерла в одиночестве. Люда об этом узнала лишь через год, когда муж выгнал её на улицу. Чувство вины не отпускало — и женщина ушла в монастырь искупать свою вину. “Пока мы продаём квартиру, поживи-ка в доме престарелых, — вот так решилась судьба матери ради счастья зрелой дочери…”

Пока мы оформляем продажу квартиры, побудь в доме для пожилых, сказала мне когда-то моя дочь.

Татьяна вышла замуж поздно, уже когда почти потеряла надежду встретить подходящего человека. До сорока лет ей всё не везло: достойных мужчин, как ей казалось, не попадалось.

Анатолий, с которым она встретилась в свои сорок пять, показался настоящим женихом. В жизни у него было уже несколько браков, трое детей, и все, что у него осталось после разводов это обязанность отдать свою московскую двушку по решению суда бывшей жене с детьми.

Так вот, после утомительных скитаний по съёмным комнатам по всей Москве, Татьяне пришлось привести нового мужа к своей матери Валентине Ивановне, женщине уже в возрасте, за шестьдесят.

Толя сразу, как зашёл, поморщил нос, всем видом показывая, что ему не по духу атмосфера в старой квартире.

Пахнет здесь гарью да старым бытом, вслух заметил он, неодобрительно оглядываясь. Надо бы проветрить как следует.

Валентина Ивановна всё это тихо выслушала, не подав виду, что слышит.

А где мы разместимся? тяжело вздохнул Анатолий, явно недовольный.

Татьяна заметалась, стремясь угодить мужу, и увела мать в сторону.

Мам, мы с Толей займём твою комнату, шёпотом сказала она. А ты пока переберись в маленькую.

В тот же день Валентину Ивановну переселили в крохотную кладовочку, которая с трудом подходила даже для временного жилья. Передвигать вещи ей тоже пришлось собственной силой зять даже не пошевелил пальцем.

С тех пор началась для Валентины тяжёлая жизнь. Анатолий был недоволен и ужином, и порядком, и цветом обоев, и запахом «старья». Особенно сильно он придирался именно к запаху: говорил, мол, житья нет, аллергия замучила.

Стоило Татьяне зайти домой, Толя начинал нарочно кашлять:

Невыносимо больше здесь жить! Решай что-то! кричал на жену.

Денег у нас на съём нет, разводила она руками.

Отправь мать в дом престарелых, буркнул он, морщась, невозможно же душить здесь.

Куда мне её деть? растерялась Татьяна.

Не знаю. Придумай что-нибудь. Квартиру лучше и вовсе продать, купить новую, пробормотал он. Вот и решай! Поговори с ней!

Как я ей скажу об этом? с тревогой в голосе спросила Татьяна.

Думай! Всё равно после смерти всё тебе достанется. Мы просто ускорим это, хладнокровно ответил он.

Татьяна не выдержала, пошла к матери в маленькую комнатку.

Мамочка, тебе, наверное, здесь тяжело? осторожно начала она.

Мою комнату освободили? с надеждой спросила Валентина.

Нет, у меня другое предложение… Ты ведь всё равно оставишь мне квартиру?

Конечно, тихо ответила мать.

Тогда не будем тянуть! Давай продадим и купим новую, получше.

Может, тут ремонт сделать? неуверенно предложила Валентина.

Нет, надо что-то посолиднее найти.

А я, дочь, куда? дрожащим голосом спросила Валентина.

Ты пока поживёшь в доме для пожилых, с какой-то фальшивой радостью объявила Татьяна, это ненадолго, потом мы тебя обязательно заберём.

Правда заберёте? тоскливо посмотрела мама.

Конечно. Всё уладим, и ты к нам вернёшься, заверила её дочь, пожимая руку.

Валентине Ивановне ничего не оставалось, как поверить дочери и оформить дарственную.

Когда документы были готовы, Анатолий только усмехнулся:

Сгружай её вещи! Отвезём бабку в дом для престарелых.

Уже сейчас?.. смутилась Татьяна, внутри её точила совесть.

Чего тянуть? Мне её пенсия без надобности. Проблем одна сеть от неё. Мать твоя своё прожила пусть теперь нам жить даёт, уверенно заявил он.

А квартиру мы ещё не продали?

Делай, как я сказал, иначе останешься одна, жестко отрезал муж.

Через два дня вещи Валентины Ивановны и саму её погрузили в старую «Волгу» и отвезли в пансионат для пожилых.

Всю дорогу женщина молча вытирала слёзы. В груди что-то заныло нехорошее, тревожное.

Анатолий не поехал, остался «выветривать запахи» в квартире.

В пансионате Валентину Ивановну оформили быстро, а Татьяна поспешно простилась, не решаясь смотреть в глаза.

Дочка, ты за мной ведь вернёшься? с надеждой спросила мать на прощанье.

Конечно, мам, опуская взгляд, пробормотала Татьяна.

Она уже знала: Анатолий не даст вернуть мать назад.

Как только квартира была продана, супруги купили новое жильё, но Толя оформил его на себя, заявив, что Татьяне доверять нельзя.

Прошёл месяц, и однажды Татьяна решилась завести разговор о матери, но муж резко прервал её:

Только попробуй ещё раз упомянуть её выставлю за дверь! явно насмехаясь, прошипел Анатолий.

Женщина умолкла. Попыталась пару раз навестить мать, но, вспоминая её слёзы, так и не решилась.

Валентина Ивановна долго ждала дочь, каждый день заглядывая в коридор.

Но дожидаться ей так и не пришлось через пять лет сердце не выдержало разлуки, и она ушла из жизни.

О том, что мать умерла, Татьяна узнала почти через год, когда Анатолий выгнал её на улицу, и в этот момент образ матери встал перед глазами.

Чувство вины не давало покоя, и в итоге женщина ушла в монастырь, чтобы до конца дней молиться и искупить свой грех.

Оцените статью
Счастье рядом
«Пока мы продаём твою квартиру, поживи-ка в доме престарелых, — спокойно предложила дочь» Людмила вышла замуж очень поздно: не складывалось, и уже за сорок, когда почти перестала надеяться встретить “того самого”. Эдуард, ей попавшийся, оказался не сахар: несколько браков за плечами, трое детей и ни уголка своего — суд “порекомендовал” оставить жилплощадь бывшей семье. Пришлось Людмиле тащить мужа к маме — шестидесятилетней Марии Андреевне, в маленькую московскую “двушку”. Эдик с самого порога брезгливо скривился: “Пахнет старостью, проветривать тут надо!”. Мария Андреевна сделала вид, что не слышит. “Где жить-то будем?” — стонет Эдуард, и Люда суетится, шепчет матери: “Мам, мы с Эдиком займём твою комнату, а ты переберись пока в маленькую”. Вещи мама таскала сама — зять помогать отказался. Жизнь у Марии Андреевны пошла тяжёлая. Всё не нравилось зятю: и ужин, и уборка, и ковры, и запахи. Бурчит: “Я от этого старьём уже задыхаюсь!”. Вскоре Эдуард заявил: “Так жить невозможно! Давай квартиру продавать, а твою мать — пока в дом престарелых.” “Как же так?!”, — только руками развела Люда, но под давлением мужа, боится его потерять… И, с грустью в душе, идёт к маме: “Мамуль, потерпи, пока мы квартиру продадим — ну а тебе… временно в пансионат для пожилых. Потом обязательно заберём тебя к себе!”. Мария Андреевна слёзно соглашается — и подписывает квартиру дочери. Документы готовы — Эдик потирает руки: “Собирай мамины вещи — везём в пансионат”. Марию Андреевну, сдерживая слёзы, везут в дом престарелых. Эдуард тем временем “проветривает” квартиру, а вскоре пара продаёт её, покупают новую и… оформляют на Эдика. Люда робко пытается вспомнить о матери — муж агрессивно обрывает: “Ещё раз заикнёшься — выгоню!” Она молчит. Так год за годом Люда не навещает мать, боясь увидеть её слёзы. За пять лет Мария Андреевна каждый день ждала, что дочь за ней вернётся. Но так и не дождалась: умерла в одиночестве. Люда об этом узнала лишь через год, когда муж выгнал её на улицу. Чувство вины не отпускало — и женщина ушла в монастырь искупать свою вину. “Пока мы продаём квартиру, поживи-ка в доме престарелых, — вот так решилась судьба матери ради счастья зрелой дочери…”