Родители решили переписать бабушкину квартиру на сестру, оставив меня ни с чем: «Не хочу казаться эгоисткой, но это нечестно».
Моя жизнь превратилась в борьбу, а вера в справедливость разбилась в тот вечер, когда мать с отцом объявили о своём решении. Я надеялась, что наследство поможет мне выбраться из долгов, но вместо этого всё отдали сестре. Их слова ранили, как лезвие, и теперь я не знаю, как жить с этой болью, чувствуя себя преданной самыми близкими.
Меня зовут Светлана, я живу в маленьком городке под Архангельском. В тот день родители позвали меня и сестру Алину к себе в Екатеринбург, предупредив, что речь пойдёт о бабушкиной квартире. Мы с мужем Игорем едва сводим концы с концами — его мать, Галина, тяжело болеет, лекарства дорогие, а зарплаты не хватает. Экономим на всём: одежду не покупаем, питаемся картошкой из погреба. Иногда, когда Галине становится лучше, позволяем себе чуть больше, но о накоплениях и думать не приходится.
Я верила, что продажа бабушкиной трёшки станет спасением. Бабушка, светлая душа, всегда хотела нам помочь. Она была душой компании, заботливой и весёлой, переживала, чтобы мы с сестрой не нуждались. Квартиру она планировала продать и разделить деньги между нами. После её ухода родители полгода искали покупателя, и я надеялась, что мой кусок хоть немного облегчит жизнь.
Но за столом в родительской кухне я услышала другое. Квартиру решено переписать на Алину. «Ты всё равно потратишь на лечение свекрови, — сказал отец. — А Алине одной жить негде». У меня задрожали руки. Они же знали, как нам тяжело — что я ношу старые вещи, что мы с Игорем считаем каждую копейку. Но решили, что раз я замужем, то мне не положено, а Алина — одинока, ей важнее.
Я не сдержалась: «Почему? Вы же видите, как мы живём!» Мать холодно ответила: «Света, не будь жадиной. Подумай о сестре. Мы решили, что так лучше». Они говорили, что продавать сейчас невыгодно, что квартира — память о бабушке, и Алине она нужнее. Я выбежала, не слушая Алининых оправданий. Она твердила, что родители хотели как лучше, что я спущу деньги, а квартира останется. Но её слова лишь сильнее ранили.
Я чувствую себя обманутой. Родители называют меня жадиной, но разве виновата я в том, что спасаю свекровь? Они видят мою нужду, но выбрали сестру, будто я им не родная. Алина клянётся, что не просила этого, но её сочувствие кажется ненастоящим. Я не могу сейчас ни с кем из них говорить — слишком больно. Бабушкина квартира была последней надеждой, а теперь я осталась с пустыми руками, и горечь несправедливости разъедает душу.
По ночам я думаю: как они могли так поступить? Двое детей, но выбрали одну. Не хочу быть жадиной, но и простить не могу. Бабушка хотела, чтобы»Но, возможно, в этой несправедливости есть урок — что настоящая ценность не в деньгах, а в умении сохранить тепло семьи даже после тяжёлых обид.»
