– Катюша, да у тебя вовсе рассудок отшибло? – Анастасия стукнула ладонью по столику, звякнули чашки. – Он тебя как тряпку приспособил! Сегодня беги, завтра не звони, послезавтра снова пригодилась!
– Настя, не ври в пустую, – устало отозвалась Екатерина, мешая сахар в чае. – Митя занятой человек, у него дело, постоянные встречи. Когда минута выдастся, тогда и увидимся.
– Да наплевать на его дела! – подруга аж побагровела. – Тебе ведь тридцать шестой год, Катя! Долго ли быть запасным куполом?
Екатерина поморщилась. Всегда Анастасия бьет прямо в цель, без утайки. И ведь возразить нечего – правда у ней режет по живому. Такая правда колючая, в ушах звенит.
– А что мне остается? – тихо спросила она, глядя сквозь кафельное окно. – Красавиц тьма вокруг, а я… простая. Зато удобная. Не скандалю, не настаиваю, не ломлюсь.
– Боже мой, да очнись ты наконец! – Анастасия схватила ее за запястье. – «Удобная»! Да ты что, половик под ноги? У тебя высшее образование, приличная должность, своя квартира в Москве. Умница ты, добрая, надежная…
– Только не красавица, – перебила Екатерина с горькой усмешкой. – А мужчина сначала глазами выбирает, ты же знаешь.
Анастасия опустилась на стул, качая головою. Двадцать лет дружбы, а подруга все еще не верит в собственную значимость. С МГУ так – всегда позади живописных девушек, всегда готова приноровиться, услужить, не мешаться.
– Помнишь Борю из университета? – неожиданно спросила Екатерина.
– Как же, – насторожилась Анастасия. – Ну и?
– Я же по нем сохла безмерно. Три года тенью ходила, лекции отдавала, на семинарах вытягивала. А он и не взглянул. Зато как та появилась… как ее… Анна Волкова, так сразу сума сбежал.
– Так ведь это в прошлом веке было! – всплеснула руками Анастасия.
– Для меня – будто вчера, – Екатерина грустно улыбнулась. – Тогда я и усвоила главное: красивым все дается даром, а прочим быть угодными. Удобными.
– Кать, да ведь Боря сей… Чем стал? Неудачник и горький пьяница! А Анна твоя трижды замуж выскочила и трижды расписалась в разводе. Кто где сейчас, а ты где?
– Живут, – тихо ответила Екатерина. – А я прилаживаюсь.
Тут зазвонил телефон. Екатерина взглянула на экран – и сразу просияла.
– Алло, Дима? Да, свободна. Конечно, приеду. Через час? Ладно, жду.
Анастасия с ужасом видела, как лицо подруги озаряется – дитячьей радостью, готовностью бежать хоть на край света.
– Катя, не надо, – прошептала она. – Скажи, занята.
– Не могу, – Екатерина уже натягивала пальто. – У него окно меж совещаний, два часа. Мы так давно не виделись.
– Пять дней назад виделись!
– Это вечность, – упрямо повторила она, отодвигая стул.
Анастасия сидела в одиночестве, следя через стекло за удалявшейся фигурой. Что же с ней стряслось? Когда эта умная, толковая женщина стала довеском к чужой судьбе?
А ведь когда-то иначе шло. В МГУ Екатерина хоть не блистала статями, но была в компании душой. Кричала смешные фразы, устраивала вылазки за город, всем курсом помогала с зачетами. Парни ее ценили – не как дивчину, а как верного товарища, «братана». «Кать-бро» величали. И она тогда гордилась этим прозвищем.
После надела диплом, устроилась экономистом в солидную контору, быстро пошла в гору. Квартиру купила в кредит, собаку завела «овчара». Родители радовались – дочь на плаву, твердо встала. Лишь личное счастье не складывалось вовсе.
Первая настоящая любовь случилась в двадцать восемь. Коллега по бухгалтерии, Максим. Тихоня, надежный. Екатерина летала – вот он, ценит по достоинству, за внутренний мир!
Два года встречались. Она уже намекала на ЗАГС, обмеряла витрины с подвенечными платьями. И тут Максим свел знакомство с новой сотрудницей – молоденькой, пригожей выпускницей Финансовой академии.
– Понимаешь, Катя, – мямлил он тогда, слова подбирая, – ты золото, но с Дашей будто крылья выросли. Такой порыв, такое горение…
– А со мной спокойны, так? – спросила тогда Екатерина. – Удобно?
– Ну… да, – ответил он прямо. – Спокойно очень, наверное.
Тогда-то она и уяснила окончательно: красота дает жар, а удобство – лишь привычку. И привычка может внезапно опостылеть.
После Максима было еще несколько романов.
Но теперь, крепко зажав в руках отключенный телефон и глядя на порыжевшие от осени липы за окном, она вдруг поняла, что удобной быть больше не желает – душу свою отныне бережет только для тех, кто увидит в ней прежде всего женщину, а не тихую гавань между бурями.
