Как муж осознал, что такое «декретный отдых» всего за семь дней
Некоторые уверены, будто декрет для женщины — сплошной курорт, где можно расслабляться, пока ребёнок тихо сопит в кроватке. Но жизнь, как обычно, расставляет всё по местам. Наша история — наглядное тому доказательство.
У нас в семье подрастают двое сорванцов-погодков, разница между ними — чуть больше года. Эти два урагана в подгузниках способны за пять минут устроить в квартире такое, будто через неё пронёсся циклон. То я у них пленная фея в замке из одеял, то дрессировщица медведей на кухне. Плюс бесконечная вереница дел: борщи, стирки, полы, очереди в «Пятёрочку». Вечером муж должен был найти дом сияющим, а на плите — дымящийся казан пельменей.
Мой супруг, Виктор Семёнович, вкалывал на автозаводе, таская домой зарплату в конверте. Я старалась, чтобы после смены он хоть немного оттаял. По вечерам он разыгрывал с малышами спектакли по сказкам Чуковского или строил крепости из советского конструктора. Но денег вечно не хватало — кроме всего прочего, висела ипотека на хрущёвку. Каждую копейку приходилось пересчитывать по десять раз.
Грянул гром: на заводе объявили «оптимизацию», и Витю выставили за ворота с трёхмесячным пособием. Он словно подсел на иглу — целыми днями валялся на диване, уставившись в «Дом-2». Я терпела, думая — скоро очухается, начнёт рыскать по сайтам с вакансиями. Но неделя шла за неделей, а он всё глубже увязал в апатии.
Когда наша заначка стала тоньше папиросной бумаги, я решилась на крайние меры. Однажды, когда он в сотый раз переключал каналы, я бросила:
— Вить, мне позвонили со старой работы. Раз уж ты сейчас без дела, может, сам покормишь и убаюкаешь наших чертят, пока я буду рубли к рублику приращивать?
Он выпучил глаза:
— Чего?! Я — в декрете?! Кастрюли, подгузники, сопливые мартышки?!
Я только усмехнулась:
— Ну ты же сам вещал, что это «просто полежать». Ну так полежи-ка, дорогой, с пользой.
После паузы, будто ему предложили расстрел, он буркнул согласие. Я устроила ему «курс молодого бойца» — показала, где лежат запасные соски, как варить манку без комков и что делать, если младший решил покрасить кота гуашью. Виктор всё методично записывал в потрёпанную тетрадку с гербом СССР.
Первый мой рабочий день запомнился на всю жизнь. Возвращаюсь — квартира как после налёта варваров: на полу лужа из-под компота, старший разрисовывает обои зубной пастой, младший орет в манеже, словно его режут. А «герой-декретник» сидит на кухне с пустым взглядом, мешая ложкой холодные щи:
— Прости… Я хотел котлет сделать, но Мишка рассыпал весь фарш по балкону…
Махнула рукой — мол, ладно, новичок. Но назавтра — та же песня. Через неделю Виктор явился ко мне с трясущимися руками и тенью Чапаева в глазах:
— Всё. Капитуляция. Это не отпуск — это ГУЛАГ в миниатюре. Давай хоть в ясли их сдадим, хоть к бабке в деревню!
Мы в пожарном порядке пристроили обормотов в муниципальный садик, а Виктор ринулся штурмовать биржу труда. Через месяц он устроился дальнобоем, и жизнь потихоньку наладилась. Теперь, когда за рюмкой чая вспоминаем тот «курорт», он только крестится:
— Да чтоб я ещё раз на эту каторгу добровольно согласился…
Эта эпопея научила нас обоих: декрет — не гамак под пальмами, а ежедневный подвиг, где вместо медали — жетон в стиральную машинку. Теперь Виктор, бывало, сам, не дожидаясь, вынесет ведро или накормит детей, буркнув: «Не понимаю, как ты одна с этим справлялась»…
