Мой четырёхлетний сын рыдал каждый раз, когда оставался с бабушкой. Услышав правду, я онемела от ужаса
Я была уверена, что наша семья непоколебима, словно вековой дуб. Ссоры? Конечно, случались — особенно со свекровью, Галиной Степановной. Мы никогда не находили общего языка. Её взгляд скользил по мне, будто я уличная кошка, утащившая котёнка из её крыльца. Но даже сквозь лёд непонимания я доверяла ей самое ценное — нашего Сашеньку. Разве бабушка способна обидеть родную кровь?
Когда рабочие заботы поглотили нас с мужем, договорились: дважды в неделю свекровь забирает мальчика из садика в нашем посёлке под Рязанью. На первый взгляд — идеально: ребёнок с родными, мы спокойны. Но вскоре заметила тревожные звоночки.
Саша будто подменился. По утрам перед её приходом виснул на мне, всхлипывая: «Не отдавай меня!». Сначала думала — вредничает из-за усталости. Но перемены стали пугать. После встреч с бабушкой он замыкался, бледнел, отворачивался от любимых котлет. А когда в субботу зазвонил телефон и я произнесла: «Наверное, Галина Степановна», он вдруг забился в угол, закрыв голову руками. Ледяной ком сжал мне горло.
Решила выведать правду. Сын молчал, прижимая ко мне ладошки, холодные от страха. Пообещала: «Скажешь — больше не поедем». Тогда сквозь рыдания прорвалось:
— Мамочка… Она говорит, я — мусор.
Сердце упало в пятки. Сглотнув ком, спросила тихо:
— Что она делает, солнышко?
— Бьёт ложкой по столу, если смеюсь. Кричит, что мешаю смотреть сериалы. А вчера… — он всхлипнул, — заперла в чулане с пауками, сказала: «Пока не поумнеешь».
Мир перевернулся. Пальцы впились в спинку стула, оставляя белые отпечатки.
— Там темно было? Долго?
— Очень… А когда стучал, она грозилась оставить на ночь.
Голова закружилась. Как эта женщина, носившая фамилию моего мужа, могла так издеваться над ребёнком? Мой весёлый мальчуган, дрожащий в тёмной кладовке! Что-то щёлкнуло внутри, будто сломался замок.
Муж, Игорь, сначала оправдывался: «Мама строгая, но не чудовище». Однако, увидев, как Саша вздрагивает при слове «бабушка», побледнел. Его рука сжала мою плечо так, что остались синяки.
Приехали к Галине Степановне без предупреждения. Она открыла дверь с презрительной усмешкой, но когда я спросила про чулан, маска сползла.
— Избаловываете парнишку! — зашипела она. — Без дисциплины вырастет гнильцой!
Игорь шагнул вперёд, голос дрожал:
— Вы… издевались над моим сыном?
Она отвернулась, буркнув: «Воспитывала». В тот вечер мы унесли Сашкины игрушки из её дома навсегда. Муж ещё звонил ей пару раз, но я выбросила номер. Простить? Пусть попробует сама посидеть в чулане с тараканами.
Прошло полгода. Сын снова рисует смешных роботов и хохочет над мультиками. А я теперь знаю: детские слёзы — не каприз, а крик о помощи. И материнский долг — услышать его, даже если ради этого придётся сжечь мосты с теми, кто должен был защищать. Мой ребёнок — не щепка для чьих-то костров.
