Николаев дневник
Я сегодня опять проснулся без всякого будильника как обычно, в половине седьмого утра. В квартире стояла тишина, только старый холодильник на кухне периодически ворчал, напоминая о себе. Лежал на спине пару минут, двигаться не хотелось, слушал этот знакомый гул даже он каким-то образом стал частью моего быта. Потянулся рукой к подоконнику за очками. За окном еще полумрак, дворы серые, редкие машины лениво проезжали по мокрому асфальту московской улицы.
Раньше-то, в это время я уже собирался на работу. Подъем, в ванную, потом слышу за стеной сосед привычно включает свою радиоточку. Сейчас сосед по-прежнему слушает утренние новости, а я вот лежу и думаю, чем бы заняться. Формально я на пенсии уже третий год, но так и не смог научиться существовать без расписания.
Встал, натянул спортивные штаны, прошел на кухню. Поставил свой допотопный чайник, отломил кусок вчерашнего черного хлеба из хлебницы. Пока вода закипала, подошел к окну. Седьмой этаж панельки, за двором стандартная детская площадка, народ еще не проснулся только дворники начали скребсти лопатами по бетону. Внизу под окнами стояла моя старая «Лада Нива», вся в пыли и прошлогодних листьях. Отметил мысленно надо бы доехать до гаража, проверить, не течёт ли опять крыша.
Гараж у меня в кооперативе на Южном, три остановки по кольцу. Раньше полсубботы там проводил: с мужиками гоняли чаи, чинили кто карбюратор, кто стартер, обсуждали курс рубля и игру «Спартака». Потом всё упростилось: сервис на каждом шагу, детали теперь по интернету заказываешь. Но расставаться с гаражом даже не думал там же мои инструменты, зимние шины, коробки с проводами, деревяшками в общем, хозяйство по полной.
И ещё у меня осталась дача. Домик в небольшом садовом товариществе под Серпуховом. Деревянный, неказистый, но свой, с летней верандой и двумя комнатами. Как закрываю глаза слышу, как по крыше стучит весенний дождь, как пол доской скрипит. Домик этот жене в наследство от родителей отошёл. Мы тогда, лет двадцать назад, каждую неделю мотались туда с детьми: пахали на грядках, жарили картошку, музон крутили на старом магнитофоне.
Умерла Инна четыре года назад. Дети выросли, разъехались, обзавелись семьями. А дача и гараж остались со мной будто держат меня на плаву, не дают окончательно выпасть из привычного круга. Вот квартира, вот дача, вот гараж всё по местам, всё понятно.
Чайник загудел. Я заварил крепкий индийский, сел за стол. На соседнем стуле аккуратно лежал вчерашний свитер дочь заезжала. Грыз бутерброд и невольно прокручивал вчерашний разговор.
Вчера приезжали дети. Сын Саша с женой и внуком Егоркой, уже шустрый такой парень. Дочка Марина с мужем. Выпили чаю, поговорили, кто куда поедет летом отдыхать. Потом постепенно дошло до денег как, впрочем, почти всегда в последнее время.
Саша жаловался, что ипотека душит: проценты лезут вверх, никак не выдохнуть. Марина сетовала, что в Москве детсад чуть ли не золотой, ещё на секции отдавать, на одежду не напасёшься. Я кивал, понимал их тревогу. Сам, помню, в молодости по копейкам считал зарплату. Только тогда у меня не было ни дачи, ни гаража лишь койка в коммуналке и вечная надежда.
А потом Саша и говорит, мнётся:
Пап, знаешь, мы тут с Верой думали… и с Мариной разговаривали. Может, тебе что-то продать пора? Дачу… или гараж. Всё равно ведь почти не ездишь туда.
Я тогда сделал вид, что шучу, отвёл разговор. Но ночью, когда остался один, долго ворочался в голове крутилось раз за разом: «Всё равно не ездишь».
Позавтракал, убрал за собой, бросил взгляд на часы восемь. Решил, что поеду сегодня на дачу посмотреть, как там после зимы, и самому себе что-то доказать.
Оделся теплее, взял из коридора связку старых ключей, положил в куртку. Перед зеркалом задержался смотрю: вроде ещё крепкий, хоть и с сединой по вискам, не старик же. Поправил воротник, вышел.
Заехал по пути в гараж надо было взять пару отвёрток и масло. Ключ скрипнул в знакомом замке, дверь открылась с усилием, запах бензина и старого металла родной запах. На полках у меня россыпь банок с болтами, катушки с проводами, где-то ещё валялась ржавая кассета, подписанная «Лето-98». Под потолком весело висит паутина.
Пробежался глазами по полкам. Вот домкрат для первой девятки тогда новым был. Дощечки для скамейки на даче ещё с советских времён. Остались на потом. Но ведь лежат, ждут.
Взял сумку с инструментами, пару пластиковых канистр, захлопнул дверь.
Дорога до дачи около часа, снег у обочин ещё местами, кучи земли чернеют весна только начинается. В СНТ почти никого, слишком рано для массового заезда. У ворот Татьяна Петровна, сторожиха, сидит в старой куртке, узнала меня, кивнула.
Дом встретил привычной тишиной. Деревянный забор, калитка хлипкая. Открыл, прошёл по узенькой тропке под ногами похрустывают прошлогодние листья.
Внутри сыро да деревом пахнет. Открыл окна, да проветриваю. С кровати сдёрнул старое покрывало, отряхнул. На столе в кухоньке эмалированная кастрюля в ней когда-то летом компот варили всей семьёй. На гвозде у входа связка ключей, в том числе от сарайки, где лопаты, грабли…
Пошёл по дому, трогал стены, дверные ручки, в детской стоит двухъярусная кровать, наверху плюшевый медведь, ухо приклеено изолентой сын в детстве так ревел из-за сломанной игрушки.
Вышел на участок. Снег почти ушёл, земля мокрая, мангал ржавый в углу участка. Вспомнил, как шашлыки жарили, как с Инной сидели на крыльце, из гранёных стаканов чай пили, слушали, как у соседа за забором народ песни орёт.
Вздохнул и занялся делами. Прочистил дорожку, укрепил шаткую доску на крыльце, крышу сарая проверил. Вынес во двор пластиковый стул, сел.
Вытащил телефон, пролистал последние звонки. Саша звонил вечером, Марина писала, что надо собраться и спокойно поговорить: мол, «Папа, мы не против дачи, просто надо на всё посмотреть трезво, по уму».
По уму… Вот уж слово, которое дети не раз выговаривали в последние месяцы. По уму значит, деньги должны работать, дача и гараж не должны висеть мёртвым грузом. По уму не тянуть лямку, а помогать своим молодым. Всё понимаю. Но вот сижу я на этом пластиковом стуле, слушаю, как вдали гавкает чужая собака, как с крыши капает и всё, что уму разумно, отступает на задний план. Это не об экономии.
Обошёл участок, закрыл дом, повесил замок. Поехал обратно.
Дома был к обеду. Разделся, сумку с инструментами в коридор поставил. Чайник вновь поставил. Тут взгляд упал на короткую записку на кухонном столе: «Пап, вечером заедем, поговорим. С.»
Сел, положил руки на стол. Значит, сегодня вечер настоящего разговора.
Вечером пришли втроём: Саша с Верой и Марина. Его сына дома оставили бабушке. Пропустил их в коридор. Всё как всегда снимают обувь, куртки движение подкоркой, привычка с детства.
На кухне расселись, чайник зашипел, печенье, конфеты. Всё стоит нетронутым. Минут пять перебрасывались мелочами, а потом Марина вдруг встречается взглядом с братом тот кивает. Она говорит:
Пап, давай поговорим серьёзно. Не хотим давить, но надо всем определиться.
Внутри у меня что-то сжалось. Жду. Саша начинает, аккуратно:
Вот, у тебя есть квартира, дача, гараж. Квартира святое, это не обсуждается. А вот дача… Ты сам говорил, что тяжело. Каждый год ремонт, деньги. Может, пора продать…
Я тихо замечаю сегодня был там, всё нормально. Вера вставляет: «Сейчас, говорит, а потом?» Мол, силы не бесконечны, мы это должны учитывать.
Я отвёл взгляд. Шутка ли: своему отцу прощался, когда он таким же голосом объяснял мол, ваше время пришло.
Марина стала говорить мягче мол, не бросить всё, просто продать дачу и гараж, а деньги разделить: часть мне на жизнь, часть им на ипотеку, детям на будущее.
Действительно, говорил об этом, когда только вышел на пенсию. Тогда казалось: буду крепким, подработаю, помогу.
А я и так помогаю, брякнул я. Продукты покупаю вам, внука забираю.
Саша чуть усмехнулся: Пап, это всё мелочи. А надо сумму, чтоб хоть чуть-чуть вздохнуть. Не просим отдать всё, но ведь простаивает…
«Имущество», чужое слово на кухне. Словно между нами встал столб из графиков платежей, выписок банковских.
Медленно: Для вас имущество. А для меня?
Я нащупывал слово. Не пафосное.
Это куски жизни, наконец вымолвил. Гараж с отцом строили сами, кирпич руками таскали. Дача дети выросли на этих шатающихся досках.
Марина опустила взгляд. Саша помолчал, вновь мягко: Мы понимаем, правда. Но ты же редко ездишь. Всё стоит пустое, один не справишься.
Сегодня был, снова повторил я.
Это сегодня. А когда ещё? Осенью? Давай по-серьезному.
Пауза. На стене часы тикают. Вижу вдруг обсуждают мою старость, мой дом, как проект какого-то оптимизации. Распределение активов…
А что конкретно предлагаете? спрашиваю сухо.
Тут живо включился Саша. Видно, что заранее говорили уже между собой.
Нашли риелтора. За дачу реально получить хорошие деньги. Гараж аналогично. Мы оформим всё сами, тебе только доверенность.
А квартиру? спрашиваю.
Квартира это твой дом, уверенно отвечает Марина. Не трогаем.
Дом… Слово сразу по-другому звучит. Дом это ведь дача тоже? Гараж, где сотни раз головой бился об капот?
Поднялся, подошёл к окну. За окном включили фонари, двор почти не меняется десятилетиями: вот те же здания, только машины новые.
А если я не хочу продавать? спросил я, не оборачиваясь.
Тишина.
Пап, говорит Марина, это твоя собственность. Ты решаешь, как быть. Но мы переживаем. Силы ведь уже не те, говорит она осторожно.
Согласен, кивнул я, но ещё могу сам себе придумать дело.
Саша вздохнул: Не хотим ругаться. Но выглядит так, будто ты держишься за прошлое, а нам тяжело и морально, и финансово. А если вдруг заболеешь? Кому разбирать всё это?
Чувствую укол вины. Сам бы так детей не мучил. В случае чего и правда им потом хлопоты.
Сел обратно:
Если оформить дачу на вас, а я буду ездить сколько смогу?
Глаза у детей встретились. Вера хмурится: Пап, тогда это проблема никуда не денется. Мы не сможем ездить часто работа, дети…
Я не прошу. Сам буду. Пока смогу. А потом решите.
Компромисс. Для них安心, для себя кусочек привычного.
Марина задумалась: Это вариант. Но, если честно, жить мы там не будем. Мы с Женей планируем переезд может, в Нижний, там квартира дешевле, работа есть.
Меня кольнуло. Не знал, что уж настолько всерьёз. Саша удивился, но промолчал.
Мы пока только думаем, сказала Марина. Но для нас дача не так дорога, как тебе. Там для нас нет будущего.
Будущее… Для детей оно в других городах, иных домах. А у меня вот оно, между этими стенами. Квартира, гараж, дача.
Перемалывали эту тему ещё полчаса: они цифры, я воспоминания и запах свежей земли. В итоге Саша сказал устало: Пап, правда. Придёт время не сможешь копать. Всё сгниёт? Раз в год заглянем на руины?
Для тебя это руины? вырвалось. Ты ведь сам в детстве по этим тропинкам бегал.
Тогда я был ребёнком, спокойно ответил он. Сейчас другие заботы.
Повисла тишина. Марина тихо: Ну, Саша…
Но всё мы уже говорили на разных языках. Для меня дача жизнь. Для них воспоминание.
Поднялся:
Ладно, надо подумать. Не сегодня, не завтра. Не могу сгоряча.
Нам бы не затягивать, сказала Марина. Платёж уже скоро…
Понимаю, но ведь не шкаф из квартиры выносим…
Они замолчали. Потом быстро собрались. На прощание Марина обняла, прошептала: Мы переживаем за тебя, правда…
Кивнул. Без слов.
Дверь за ними закрылась наступила злая пустота. Я пошёл на кухню, сидел в темноте. На окне зажглись фонари, слышно было, как в соседних дворах хлопают дверями. Потом поднялся, нашёл в шкафу папку с документами. Паспорт, свидетельства на землю, на гараж. Остановился на плане участка рисовал сам: маленький прямоугольник, куски гряд.
Потом на следующий день поехал в гараж. Надо было что-то делать руками. На улице холодно, внутри привычная свежесть. Открыл ворота нараспашку, решил перебрать всё по полочкам. Хлам стал складывать в мешок: старые детали, пустые канистры… ненужное в общем.
Заглянул сосед по боксу, старый Колька:
Ну что, Николаич, порядок наводишь?
Да уж, отмахнулся, самому разобраться, что есть что…
А я вот свой гараж уже сыну отдал. Купил ему «Гранту» теперь доволен, а я и пешком до работы хожу.
Промолчал. Для него легко для меня нет.
Остался, перебирал гаечные ключи. Взял тот самый, которым когда-то с Сашкой крепили фару. Казалось так и будет всегда: отец, сын, работа. Но вот язык этот поделился стал уже для сына чужим.
Вечером опять сел за бумаги, пересматривал. Позвонил Марине:
Решил. Дачу перепишем на вас с Сашей, поровну. Но продавать пока не будем я ещё хочу ездить. Дальше вы сами решите.
На другом конце тишина.
Ты точно уверен, папа?
Уверен.
Тогда завтра встретимся, оформим.
Трубку положил, сидел долго. Смутно чуть полегчало: как будто шагнул через что-то тяжелое, неизбежное.
Через неделю пришли все вместе к нотариусу. Обычные бумаги, вся процедура как всегда: подписи, печати, объяснения. Дети благодарили.
Спасибо, пап, сказал Саша. Это поможет.
Я кивал, хотя понимал это не совсем я их спасаю. Они и меня избавили от вечных мыслей о будущем, о наследстве. Теперь эта бумажка будет жить у них.
Гараж пока оставил за собой. Дети намекали, чтобы и его но настоял: нужен мне, чтобы не сидеть без дела и не смотреть телевизор, как дед мой. Тут поняли.
Внешне всё осталось по-прежнему: живу я на Проспекте Мира, иногда выбираюсь на дачу теперь уж не как хозяин, но с ключом в кармане. И никто не мешает приезжать.
Первый раз после оформления поехал туда один апрель выдался тёплым, весну почувствовал. По дороге думал: теперь ведь дом не мой. Чужая собственность. Но как калитку открыл, как дорожку увидел, знакомый запах услышал чужое это чувство испарилось.
Вошёл, куртку повесил на гвоздь, всё как всегда кровать под окном, стол, в углу медведь «с ушом». Сел у окна, солнце подсвечивает пыль на подоконнике, провёл ладонью по дереву.
Вспоминал о детях, как им теперь приходится выкручиваться, как они считают каждый рубль, строят планы. Я свои строю по сезонам: выжить до майских, вскопать грядки, опять посидеть тут летом.
Понимал: дом продадут так и будет, не сегодня, так через год. И будут по-своему правы. А пока дома стоят, инвентарь в сарае, в грядках зеленеют первых ростки. Могу ещё копать, нагибаться, дышать этим воздухом.
Вышел на участок, посмотрел по сторонам. У соседа клумба, кто-то бельё вешает жизнь продолжается.
И страх мой не в потере гаража или домика, а в том, чтобы стать ненужным, лишним. Пока есть своя земля, свои дела, не пусто внутри.
Открыл термос, налил чаю, сделал глоток. Сердце немного щемит но легче, чем в тот вечер на кухне, когда решение казалось катастрофой. Теперь знаю цену: дети получили спокойствие и будущие деньги, я получил свои дни тишины, где могу побыть на земле, которая для меня больше, чем имущество.
Посмотрел на ключ старый, тёсаный. Когда-нибудь его возьмут в руки дети или новые люди, совсем неизвестные. Для них это будет просто железка. А я знаю это кусочек моей жизни.
Стало спокойно. Всё меняется, всё передаётся по кругу. Главное не упустить момент, когда ты ещё чувствуешь место своим, не по бумажке, а по душе.
Допил чай, пошёл к сараю, взял лопату. Надо было хотя бы одну грядку вскопать, для самого себя. Не ради будущих хозяев, и даже не ради детей, а чтобы поймать то самое чувство настоящей жизни.
Воткнул лопату в землю, нажал ногой, почувствовал, как сырой пласт поддаётся. Первую гряду перекопал и понял: страхи убывают, остаётся только дело.
Вечером сел на крылечке, вытер лоб, посмотрел на ровные ряды. Небо над Москвой полыхало закатом. За спиной дом, впереди сработанная лопата.
Подумал: что будет дальше неведомо. Главное сейчас я здесь, на своём месте.
Вошёл в дом, погасил свет, захлопнул дверь. На крыльце задержался послушал, как стихнет ночь. Тогда повернул ключ, услышал щелчок.
Положил ключ в карман и вышел за ворота, остерегаясь наступить на перекопанную землю.
Теперь знаю: главное в жизни не держаться за вещи, а успеть побыть на своём месте.
