**День прощения**
Последним автобусом Арина вернулась из города в деревню. Целый день бегала по делам: сначала в больницу за справками, потом в похоронное бюро, затем снова в морг — отнести узелок с вещами, которые мать сама подготовила. Успела заскочить домой, переодеться в чёрный свитер.
Арина села у стола, вытянула ноги — гудящие, как провода. Раздеваться сил не было. Дом за день остыл, печку бы истопить, но движения не было. Выехала затемно, а теперь уже ночь. Она тупо смотрела на грязные следы на полу: от врачей, от мужиков, что уносили маму, от соседей. Только сейчас Арина сообразила, что дверь всё это время была открыта, а на дворе ноябрь, сырость. Мыть полы или нет? Решила оставить как есть — мало ли какие тут правила.
За дверью скрипнули ступени. Арина вскочила, подумала — Надя приехала. Но вошла соседка тётя Галина.
— Видела, как ты вернулась. Помочь чем-нибудь? — спросила она.
— Нет, — Арина снова опустилась на стул.
— Холодно же у тебя. Сейчас дров принесу, — тётя Галина вышла и вскоре вернулась с охапкой поленьев. Зашуршала на кухне, растапливая печь.
На секунду Арине показалось, что это мама хлопочет, что всё — страшный сон…
— Ну вот, скоро тепло будет, — в комнату вошла опять тётя Галина. — О поминках не заботься. Завтра похороны? Поезжай спокойно, мы с Марьей Ивановной всё организуем. Надька-то в курсе? Приедет?
— Не берёт трубку. Смс отправила. Не знаю… Спасибо вам, — прошептала Арина.
— Да ладно, свои же люди. Мы с твоей матерью как сёстры были, — в голосе тёти Галины мелькнул укор. Арина заметила и резко подняла на неё глаза. — Ну, я пойду, — смутилась соседка и потянулась к двери. Взялась за ручку, но задержалась. — Дверь завтра не запирай, ладно?
Арина кивнула, закусив губу. В печке зашуршали дрова, огонь загудел в трубе — дом ожил. И одиночество, вязкое, как смола, уже не давило так сильно. Говорят, в первые дни покойные рядом… Арина оглянулась — нет, не чувствовала ничего.
Мама в последние годы сдавала. После смерти отца будто погасла. Словно ждала, когда можно будет уйти к нему. Стала молчаливой, угрюмой. Арина после школы уехала в город, поступила в техникум на бухгалтера. Каждые выходные приезжала — везела продукты, помогала по дому. В прошлом году мама резко похудела, ослабела. Врачи развели руками, мама лишь пожала плечами: «Ну и ладно».
Когда мама уже не могла вставать, Арина взяла отпуск. Через месяц её не стало. Последние дни мама не ела, не пила, лежала в забытьи. Арина говорила с ней, не зная, слышит ли та хоть что-то. В последний день умоляла простить её, гладила исхудавшую руку, шептала: «Надя скоро приедет». Веки мамы дрогнули, но глаз не открыла. Может, уже там, с отцом?
Отец пил редко, работал не покладая рук — редкость для деревни. Бабы так и норовили заманить его «на помощь», но он любил мать. После получки всегда приносил им с сестрой гостинцы — сушки или карамельки.
Погиб он рано. Арине тогда семь было, а Надя как раз девятый класс закончила. Уехала после похорон учиться и больше не возвращалась.
Перед смертью мама просила позвонить Наде. Арина звонила, писала — без ответа. Врала матери, что у Нади дочь болеет, вот поправится — приедет. Верила ли мама?
Арина вспомнила, как год назад, узнав диагноз, позвонила сестре. Та равнодушно буркнула:
— Меня выгнала, разве забыла? Не поеду.
— Вы обе виноваты! Она умрёт — потом места себе не найдёшь!
— Я не виновата в его смерти! А она подумала, каково мне было, когда вышвырнула меня?
— Да не вышвырнула! В гневе наговорила!
— Не приеду, — Надя бросила трубку.
«Значит, не приедет», — Арина встала, сняла пальто. В доме потеплело, но её трясло. «Не простудилась бы…» Включила плитку, поставила чайник.
Есть не хотелось, только чаю горячего. Мама всегда вымывала кухню до блеска. Теперь крошки, пятна… Арина механически протёрла стол тряпкой — будто мама увидит и отругает.
Что делать с домом? Без Нади решать нельзя. Вряд ли он ей нужен…
В этот момент хлопнула входная дверь. Шагов не было слышно. Арина замерла — вдруг тётя Галина забыла что-то?
И тут в комнату вошла Надя.
— Слава Богу! — Арина бросилась к сестре, прижалась к её холодной щеке.
Надя не ответила на объятия.
— Не ждала? — её голос был сухим, как прошлогодняя листва.
— Ждала! Чай есть, варенье клубничное, прошлогоднее… Картошку сварю быстро…
— Не надо, — Надя отстранилась. — Чая хватит.
Она скинула пальто на кровать. Подошла к фото родителей на стене. Арина поспешно повесила пальто на вешалку, встала рядом.
— Здесь умерла? — Надя кивнула на кровать.
— Да. Тебя ждала… — радость в голосе Арины растаяла.
— Похороны завтра?
— Да. Утром в морг, потом сюда, на кладбище. Тётя Галина стол накроет…
Арина говорила быстро, а слёзы капали на чёрный свитер.
— Спасибо, что приехала. Одна я тут…
— Ты про чай говорила.
Они сели за кухонный стол. Надя взяла свою старую чашку с васильками.
— Жива, — усмехнулась.
— Варенье добавить?
— С сушками.
Пили молча. В доме пахло мятой — мама сушила её у печки.
— Повзрослела ты… На неё похожа. Замужем? — Надя избегала слова «мама».
— Нет. А ты? Почему не звонила?
— Ты тоже считаешь, что я виновата? — Надя пристально смотрела на сестру.
— Нет!
— Врёшь. Я же вижу. — Надя вздохнула. — Я тонула, меня затягивало… Его-то я и не видела. В чём моя вина? Почему он пришёл? МаАрина молча подошла и обняла сестру, понимая, что слова сейчас уже ничего не изменят, но в этом тихом объятии было больше прощения, чем во всех словах мира.
