— Девчонки, простите меня, — вздыхала она. — Какой же я скандал закатила! Напрасно вас обвинила!
— Где мой плед?! — голос Татьяны Игнатьевны гремел по всей коммуналке, заставляя вздрагивать пожелтевшие обои в коридоре. — Надежда! Надежда Семёновна! Немедленно верните мою вещь!
— Да какой ваш плед, Татьяна Игнатьевна? — из кухни выглянула соседка, вытирая руки о передник. — Очнитесь! Какой плед?
— Не прикидывайтесь! Шерстяной, в клетку, с бахромой! Тот самый, что матушка перед смертью мне оставила! Я знаю, это вы его прибрали!
Надежда Семёновна тяжело вздохнула и вышла в коридор, где уже столпились остальные жильцы. Старик Фёдор Кузьмич выглянул из комнаты в стоптанных тапках, а молодая Ольга с младенцем на руках замерла у двери, тихо укачивая дитя.
— Татьяна Игнатьевна, успокойтесь! — попытался вразумить её Фёдор Кузьмич. — Какой переполох подняли! Ребёнок расплакался!
— Плевать мне на вашего ребёнка! — взвизгнула Татьяна Игнатьевна, размахивая кулаками. — Плед украли! Мамин плед! Последнее, что от неё осталось!
— Да одумайтесь вы! — не выдержала Надежда Семёновна. — Что за истерика? Какой плед? Я его в глаза не видела!
— Врёте! Вчера вечером я его постирала, в ванной сушила. А сегодня — нет! Исчез! Кто ещё мог стянуть, как не вы? Вам же всё чужое нужно!
Ольга поспешила скрыться в своей комнате, не желая участвовать в перепалке. Малыш и правда расплакался от криков. Фёдор Кузьмич покачал седой головой и тоже ретировался.
— Татьяна Игнатьевна, — Надежда Семёновна сделала глубокий вдох, — понимаю, вам тяжело. Но бросаться такими обвинениями… Это уж слишком!
— А кто ещё?! — Татьяна Игнатьевна упёрла руки в бока. — Фёдор Кузьмич? Ему в семьдесят лет плед ни к чему! Ольга? У неё своих пелёнок хватает! Остаётесь только вы!
— Да идите вы со своим пледом! — махнула рукой Надежда Семёновна. — Надоело! То у вас соль пропадает, то крупу кто-то берёт, теперь вот плед! Может, сами куда-то засунули?
— Как смеете! — покраснела Татьяна Игнатьевна. — Я что, ненормальная? Свою же вещь воровать?
— А кто вас разберёт! — Надежда Семёновна плюхнулась на табурет. — Года не те, память подводит.
— Не смейте намекать! — Татьяна Игнатьевна стукнула кулаком по стене. — Память у меня отменная! И я точно помню — плед висел в ванной!
Надежда Семёновна устало потерла виски. Жить с Татьяной Игнатьевной становилось невмоготу. Раньше та была просто ворчливой старухой, а теперь — настоящей фурией.
— Ладно, — сдалась она. — Давайте по порядку. Опишите плед. Какой он?
— Шерстяной, — голос Татьяны Игнатьевны дрогнул. — Серый, в клетку, с бахромой. Матушка сама связала. Хранила его как зеницу ока.
— И когда последний раз видели?
— Вчера вечером стирала. Вручную, с детским мылом. Повесила сушиться. Утром пошла — нет!
Надежда Семёновна задумалась. Кто мог взять? Фёдор Кузьмич — человек чести, фронтовик. Ольга — молодая мать, ей не до чужих вещей. Она сама? Но зачем ей старый плед?
— Может, упал? — предположила она. — Верёвка оборвалась?
— Всё проверила! — Татьяна Игнатьевна махнула рукой. — И в ванной, и в коридоре, и под ванной! Нет нигде!
— Странно… — пробормотала Надежда Семёновна.
Из кухни донеслось шипение — картошка убегала.
— Ой, жаркое! — Надежда Семёновна вскочила и бросилась спасать ужин.
Татьяна Игнатьевна осталась одна. Она медленно обошла квартиру, заглядывая в каждый угол. Плед словно сквозь землю провалился. А ведь это была не просто вещь. Когда умерла мать, она забрала лишь немногое — фото, очки да этот плед. Всё остальное растащили родственники.
Он пах детством, мамиными духами, теплом. В тяжёлые дни она укрывалась им, словно материнскими объятиями.
— Фёдор Кузьмич! — постучала она в дверь старика. — Можно войти?
Дверь открылась. Фёдор Кузьмич стоял в потрёпанном свитере, с газетой в руках.
— Заходите, Татьяна Игнатьевна. Только потише, ради бога.
— Простите за крик, — смутилась она. — Но плед и правда пропал. Вы ничего не видели?
— Садитесь, — он указал на табурет. — Чай пить будете?
— Спасибо.
Фёдор Кузьмич поставил чайник, достал галеты. В его комнате пахло лавровым листом и старыми книгами. На стене висели пожелтевшие фото — молодой солдат в гимнастёрке.
— Расскажите про плед, — попросил он. — Подробнее.
Она рассказала. Он слушал, кивая.
— Понимаете, — сказал наконец Фёдор Кузьмич, — у нас в коммуналке все свои. Никто воровать не станет. Тем более плед.
— Но куда же он делся?!
— А вы случайно не переложили? Может, в другое место убрали?
— Нет! — Татьяна Игнатьевна даже подпрыгнула. — Я же не дурная! Отлично помню, где оставила!
Фёдор Кузьмич налил чай, подвинул ей кружку.
— А давно стирали?
— Месяца два назад. А что?
— Так, просто спросил. Может, где-то закатился? Под кровать, за шкаф?
— Всё перерыла! — Татьяна Игнатьевна всхлипнула. — Мамин плед… Последняя память…
— Не убивайтесь так. Найдётся. Вещи просто так не пропадают.
Она выпила чай и вернулась к себе. Снова обыскала все углы — плед не находился.
Вечером она вышла в коридор. Ольга кормила ребёнка на кухне, Надежда Семёновна мыла посуду.
— Надюш, — робко
