Нелюбимая дочь
Я уже подходила к дому, когда в сумке зазвонил телефон. Достаю его — звонок от брата.
— Привет, Гришаня. — По-прежнему называю его детским прозвищем, хотя он давно вырос выше меня.
— Ты не забыла, что у мамы юбилей через неделю? — напоминает он.
Как вовремя — а ведь я и правда забыла.
— Ну как можно забыть, — соврала я без тени смущения. — Ты уже купил подарок?
— Вот именно поэтому и звоню. Давай встретимся, обсудим.
— Заходи ко мне. Или завтра в обеденное время, в нашем кафе? — предложила я.
— Договорились. Буду ждать тебя в двенадцать. Если что, созвонимся. До завтра. — И Григорий положил трубку.
Я его обожаю, своего младшего брата. Он ближе всех мне. Не мама, а именно он. И страшно подумать, что когда-то я хотела его убить. До сих пор гложет стыд и вина, особенно когда вижу его. Простить себя не смогла бы никогда. Но тогда…
***
Мои будущие родители познакомились в институте и дня не могли прожить друг без друга. Везде вместе — на парах, в столовой, в кино. Но уединиться им было негде — мать жила с родителями, а отец ютился в общаге. Единственный выход — свадьба. О чём они и объявили бабушке с дедушкой. Уговоры, слёзы, вздохи — всё тщетно. Молодые стояли на своём, доказывая, что их чувства — на всю жизнь.
Характер у матери был упрямый — если что задумала, то ничем не остановишь. Уговорила родителей сыграть скромную свадьбу, а сэкономленные деньги пустить на съёмную квартиру. В конце концов, смирились.
Первое время молодожёны только и делали, что наслаждались друг другом. На пары приходили невыспавшиеся, счастливые, излучая любовь на всех вокруг. Казалось, ничто не сможет их разлучить. Какая наивность!
Случилось неизбежное — мать забеременела. Первое испытание, которое они приняли с достоинством. До дипломов оставалось полтора курса — ну ничего, справятся.
Токсикоз скрутил её в три погибели. Её мутило от запахов, спала на ходу. Отец, спасаясь от вечных капризов, всё чаще пропадал с одногруппниками. Но ссоры быстро затихали — как только токсикоз прошёл, мать снова взялась за готовку.
С моим рождением началась бесконечная усталость. Бабушка с дедушкой по очереди брали отпуска, чтобы сидеть со мной. Мать сбегала с лекций — грудь распирало от молока.
Её раздражение передавалось мне. Я орала без остановки, засыпала только на руках. Родители с радостью сдавали меня кому-нибудь и мчались в институт — отдохнуть, а если повезёт, и подремать на парах.
Любовь любовью, но терпения не хватало. Стали замечать недостатки, считать, кто больше устал. Отец снова пропадал в общаге, возвращался поздно — скандалы вспыхивали с новой силой.
Наконец, госэкзамены сданы, дипломы получены. Отец устроился на работу. Я подросла — меня отдали в садик, мать тоже вышла на работу. Но тут я начала болеть. Больничные следовали один за другим. Бабушка с дедушкой ещё работали — помочь не могли. Отец задерживался всё чаще…
Однажды он пришёл за полночь.
— Хватит! — крикнул он в ответ на её упрёки. — Мы поспешили. Это была ошибка. Я люблю другую.
Собрал вещи и ушёл.
Я, конечно, не помню этого. Что-то рассказала бабушка, что-то додумала сама.
Не всякая семья выдерживает быт. После развода мать словно подменили. Слёзы, крики — её боль выливалась на меня.
Разолью чай — «бестолковая, вся в отца». Уроню печенье — «криворукая».
Я решила — отец ушёл из-за меня. Потому что я плохая. Так и росла с этим.
— Все дети как дети, а ты вечно в грязи, — ворчала мать.
Казалось, один мой вид её раздражает. Бабушка часто говорила, что я — вылитый отец. Видно, судьба.
Я из кожи вон лезла, чтобы угодить. Четверка в дневнике — трагедия.
Почерк у меня был неважный.
— Как курица лапой, — морщилась мать. — Совсем как у твоего отца.
Я сидела ночами, выводя буквы в тетрадке. В итоге научилась писать красиво. Но она даже не заметила.
Потом мать снова вышла замуж. Стало легче — она перестала обращать на меня внимание. Дядя Женя заходил ко мне, играл, помогал с уроками.
Однажды он спросил:
— Кого хочешь — братика или сестрёнку?
Мне не нужен был никто. Лишь бы любили меня. Но я ответила:
— Братика.
Он улыбнулся и погладил по голове. Мать так никогда не делала.
Те несколько дней, пока мать была в роддоме, стали самыми счастливыми. Ни криков, ни ссор. Я начала звать дядю Женю папой.
Потом мать вернулась с младенцем.
Ненавидела его. Теперь и папа забыл обо мне.
Брат подрос, ковылял за мной на кривых ножках. Упадёт — мать тут же обвинит меня.
Вся любовь доставалась ему. Только папа спрашивал, как у меня дела в школе.
Тогда и появилась мысль: если брата не будет — папа будет любить только меня.
Когда я закончила третий класс, а брату шёл третий год, мы поехали на море.
Тёплая вода, горячий песок. Мы с братом ушли подальше от людей. Мать загорала, отец читал.
— Можно искупнуться? — спросила я.
Брат тут же запросился за мной.
Отец разрешил, велев следить за Гришаней.
Ничего такого я не задумывала. Зашли в воду. Он держал меня за руку.
Я оглянулась. Мать лежала, прикрыв лицо шляпой.
Вода дошла ему до груди. Я разжала пальцы.
— Смотри, дельфины! — показала я вдаль.
Он шагнул — и провалился в яму.
Я не бросилась за ним. Стояла и смотрела, как он захлёбывается.
На миг его глаза встретились с моими — ни страха, только недоумение.
Потом мне стало жутко. Я с криком кинулась к берегу.
Отец уже бежал. Вытащил брата.
Он посмотрел на меня — и я готова была провалиться сквозь землю.
С тех пор он никогда не оставлял нас одних.
Школу я окончила с золотой медалью. УехалаНет, не повторю я судьбу матери — своих детей я буду любить, несмотря ни на что.
