Холодильник — не столовая! Как дочь и её «друзья» довели меня до слёз
У меня растёт дочка Анастасия. Живая, добрая, душа нараспашку. Слишком нараспашку. Она дружит со всеми подряд — с одноклассниками, ребятами с соседнего двора, детьми из секций, даже с теми, кого я в глаза не видела. И вот вся эта шумная компания облюбовала нашу квартиру.
Говорят, на улице мороз, а играть-то хочется. Настя, как гостеприимная хозяйка, тащит всех домой, включает музыку, раздаёт пряники, наливает чай, устраивает громкие посиделки. Сначала я закрывала на это глаза: ну подумаешь, дети пришли — посидели, разбежались. Даже радовалась — у дочки такой широкий круг общения. Но в какой-то момент всё вышло из берегов.
На днях я пришла с работы выжатая как лимон, мечтала только об одном — поесть и рухнуть на диван. Но кухня встретила меня сюрпризом. Два незнакомых мальчишки, лет десяти, сидели за столом и доедали гречку с мясом. Прямо из кастрюли. Моей кастрюли! Приготовленной на два дня — чтобы не стоять у плиты каждый вечер.
Я застыла как вкопанная. Мальчишки, даже не смутившись, доели всё до крошки, бросили грязную посуду в раковину и ушли, весело махнув рукой. А я стояла, не веря своим глазам. Обед, ужин — всё испарилось. Для своей семьи, для мужа и ребёнка — не осталось ничего.
Я зашла к Насте в комнату. Спокойно объяснила: угощать друзей чаем, печеньем — пожалуйста. Но суп, мясо, гречка — это еда для нашей семьи, на которую я трачу свои кровные рубли и последние силы. Я готовлю не для того, чтобы чужие дети опустошали наш холодильник, пока нас нет дома.
Настя молча хлопнула дверью перед моим носом. Через пару минут сквозь дверь прозвучало обвинение:
— Ты просто жадина! Своя мама, а друзьям поесть жалко!
Обиделась. Замкнулась. Даже на ужин не вышла. Хотя я, стиснув зубы, снова почистила картошку и пожарила котлеты — чтобы хоть кто-то поел как человек.
Утром я собрала Настю и сказала прямо: «Еды на два дня. Я прихожу поздно, готовить ночью не буду. Раз уж ты взрослеешь, учись понимать простые вещи». Дочка отвернулась и ушла в школу, не проронив ни слова.
Когда я вернулась за полночь — муж жарил яичницу. Потому что холодильник снова был пуст. Настя опять привела своих друзей. Пока мы работали, они вычистили всё до крошки. Ни супа, ни каши, даже хлеба не осталось. Только фантики и грязные тарелки.
Настя снова заперлась в комнате. На вопросы не отвечала. С мужем мы лишь переглянулись — оба поняли, что ситуация зашла слишком далеко. И дело не в еде. А в том, что ребёнок нас не слышит. Не хочет слышать. Считает нас врагами только потому, что мы просим элементарного — уважать дом, труд и чужие границы.
Я не жадная. У нас не бедная семья, но мы всё зарабатываем честным трудом. И я не могу позволить себе кормить чужих детей. Не могу морально. И не хочу.
Я чувствую бессилие. Я чувствуЯ просто не знаю, как объяснить ей, что семья — это не гостиница, а мама — не волшебница с бесконечными запасами еды.
