Дом на окраине
Они подъехали к старому дому к вечеру, когда небо уже начинало тускнеть, но ещё не поглотило свет. Машина сдохла, и в тишине остался лишь шепот ветра, качающего сухие листья и соркующее высокое травяное поле.
Красота, сказал Алексей, доставая рюкзак из багажника. Прямо спацентр для людей с железной выдержкой.
Для людей за сорок, у кого нет средств на привычный отдых, добавила Ксения, щурясь на измождённый фасад. Смотри сам.
Дом выглядел искривлённым, хотя при более внимательном взгляде стены стояли ровно. Крыша покрылась мхом, чердачное окно заколочено изнутри, а одно из первыхэтажных окон обшито треснувшим полиэтиленом, который шипит на ветру.
Вот это ностальгия, прокомментировал Дмитрий, хлопнув дверцей машины. Помнишь, как в школе сюда подбирались? Днём боялись подойти, а ночью казалось, будто ктото наблюдает из окна.
Ты боялся, возразила Любовь, поправляя шапку. Я туда никогда не шла. Тогда мама вела меня домой в темноте.
Алексей усмехнулся. Ему сорок два, спина ноет от пути, в висках гудит, а в памяти крутятся образы, когда они шли сюда пешком с другого конца посёлка, неся семечки и дешёвый кокаколу, и никто не жаловался на спину.
Ну что, хлопнул он в ладонь, экскурсия по владениям. Кто здесь главный экстрасенс?
Ты, сказала Ксения. Ты же придумал поездку.
Он действительно придумал. Когда в общем чате появилось обсуждение выходных, он в шутку выслал фотку старого дома с подписью: «Поедем на привидения смотреть». Фото оказалось из группы посёлка, где люди писали, что дом пустует уже годы. Шутка понравилась, а потом превратилась в реальный план: базы отдыха дорогие, дачи заняты, а дальний родственник Димы, через третьи руки, сообщил, что дом юридически ничей, заброшен, и никто не будет против ночёвки.
Подойдя ближе, они ощутили запах сырости и старого дерева. Ключей не было, замок давно выломан. Алексей толкнул дверь плечом, и она с усилием открылась, выпустив облако пыли.
Господи, прошептала Любовь. Как будто в чужую жизнь врываемся.
Внутри было прохладно, пахло затхлой древесиной, пылью, старой штукатуркой. Алексей глубоко вдохнул, и в горле стиснуло. Половицы слегка прогибались, но держали. В прихожей висел на гвозде изъеденный молью плащ, под ним ржавые ключи и пара одиноких ботинок разных размеров.
Ну вот, сказал Дмитрий, уже антураж.
Они прошли в большую комнату. Стены облуплены, в местах виднелись старинные цветные обои. В углу стоял диван с проваленным матрасом, покрытый пыльным покрывалом. Рядом стол с пожелтевшими свёрнутыми листами.
Ксения подошла к окну, коснулась рамы. Дерево было шершавым, краска отслоилась.
Если тут всё заболевём, я тебя уколю, бросила она в адрес Алексея, но голос её был полон привычной иронии.
У меня есть аптечка, ответил он. И, кстати, мы не в палатках.
Он пытался говорить легко, но ощущал тяжесть дома. Старый, заброшенный такие дома повсюду, но тот, что стоял на границе их детства, казался особенно личным.
Они обустроились. Дмитрий с Любовью вынесли из машины спальники и надувные матрасы, Ксения достала пластиковую посуду, термос с супом, бутерброды, сыр. Алексей проверил розетки и нашёл одну, работающую. Включил переносную лампу потолок вспыхнул жёлтым светом.
О, цивилизация, воскликнула Любовь.
За столом разговор скатился к работе, детям, кредитам, новостям. Смех был громче, чем нужно, как будто они пытались заглушить шорохи дома.
Скажите, а кто тут жил? спросила Ксения, откусывая хлеб. Я слышала, что здесь был маньяк.
Не маньяк, ответил Дмитрий. Какойто мужик жил один. Жена умерла, сын кудато исчез, потом он сошёл с ума.
Ты сам придумал или это официальная версия? спросил Алексей.
Отец рассказывал, мол, не лезьте туда, хозяин злой, всех укусит. Потом его вроде бы нашли пробормотал Дмитрий. Или он сам В общем, плохая история.
Любовь опустила глаза. Её недавно унесла из жизни мать, и разговор о смерти всегда давал ей боли. Алексей знал об этом, потому что они обменивались сообщениями, и она цеплялась за каждую мелочь, чтобы не развалиться.
Всё, сказал он, официально объявляем наш фестиваль ужасов. После еды экскурсия по дому. Найдём чердак, подвал, комнату с кровавыми надписями. Кто первым крикнет, тот моет посуду.
Ксения фыркнула.
Конечно, придумал, как избежать работы.
Когда еда была съедена и тепло пришло, они взяли фонарики и пошли исследовать дом. Алексей шёл первым. В коридоре было темнее, лампа не доходила. Стены покрыты облупившейся краской, кривое зеркало отражало их силуэты. На полу старый ковер, местами порванный до дыр.
Здесь можно фильм снимать, прошептала Любовь.
Уже снимаем, ответил Дмитрий, поднимая телефон.
Комнаты были похожи друг на друга: пустые шкафы, голые стены, гдето лежали старые газеты, гдето разбитая посуда. В одной из комнат висел выцветший календарь с морским пейзажем, датой почти двадцатилетней давности.
Представляете, сказал Алексей, он каждый день смотрел на это море и никуда не уезжал.
Ксения посмотрела на него внимательно.
Как и мы, заметила она.
Алексей пожал плечами. Когдато мечтал уехать из посёлка, потом из города, потом из страны. В итоге остался в районном центре, работает в офисе, считает чужие деньги. Иногда казалось, что жизнь тот же забытый календарь, который никто не переворачивает.
Чердак они нашли не сразу. Лестница спрятана за дверью в узком коридоре. Деревянные ступени скрипели, но держали. Наверху темно, пахло пылью и сыростью.
Осторожно, предупредил Алексей, поднимаясь. Если чтото обрушится, я не виноват.
Чердак оказался низким, с наклонной крышей. Между балок висели паутины, вдоль стен коробки, старые чемоданы, доски.
Вот оно, воскликнул Дмитрий. Кладбище чужих вещей.
Ксения наклонилась к коробке.
Здесь книги, тетради, сказала она.
Фонарик высветил потёртые обложки, школьные тетради, толстую тетрадку в клетку, перевязанную верёвкой.
О, сказал Алексей. Нашли сокровища.
Он вытащил тетрадку, развязал верёвку. На обложке шариковой ручкой написано: «Дневник. 1998». Почерк неровный, детский, но крупный.
Всё, прошептала Любовь. Сейчас начнётся.
Что ты боишься? Это же просто тетрадка, сказал Алексей, хотя внутри всё сжималось.
Они спустились в большую комнату, где стоял стол, и собрались вокруг. Лампочка под потолком отбрасывала жёлтый свет, а вокруг уже погасло. Снаружи ветер усиливался, гдето хлопала неприкреплённая доска.
Алексей открыл тетрадку. На первой странице было имя: «Сергей». Фамилия размыта от влаги.
Ну, сказал Дмитрий, читай.
Он прочёл вслух:
«10 марта. Сегодня снова поругался с отцом. Он сказал, что я бездельник и ничего не добьюсь. Я сказал, что уйду из дома, когда мне исполнится восемнадцать. Он рассмеялся. Сказал, что тогда мне негде будет. Не знаю, что делать. Иногда кажется, что я застрял здесь навсегда».
Тишина опустилась в комнате, даже ветер стих на мгновение.
Ничего себе, сказал Дмитрий. Прямо из девяностых привет.
Дальше, тихо произнесла Любовь.
Алексей перелистал страницу. Пишущий, местами размытый, словно писал без отрыва, как будто руки слиплись с чернилами.
«15 марта. Мама опять плакала ночью. Слышал её сквозь стену. Хотел зайти, но не вошёл. Потом она скажет, что всё в порядке, а я знаю, что нет. Отец пришёл пьяный, кричал, бросал вещи. Сегодня он бросил кружку в стену. Осколки до сих пор лежат на полу».
Ксения вздрогнула. Алексей заметил, как её пальцы сжали край стола. Он знал, что в её детстве тоже был отец, который приходил домой под шофе, орудовал криками. Она редко говорила об этом, но иногда в разговоре проскальзывали отрывки.
Может, хватит? предложила она. Мы же не психотерапию сюда приехали.
Подожди, сказала Любовь. Давай ещё немного.
Алексей колебался между любопытством и странным чувством вины, будто читает чужие письма. Но тетрадка тянула его дальше. Записи шли о школе, о друзьях, о желании уехать в город, стать программистом. Отец над ним смеялся, говорив, что в их семье всё работают на заводе, и он тоже туда пойдёт. Мать молчала, потом плакала ночью. Сергей писал о младшем брате, который постоянно болел, лежал в больнице, а отец считал это наказанием за грехи.
Это же про нас, воскликнул Дмитрий. Не буквально, но
Алексей кивнул. Их жизни были зеркальными отражениями тех же историй: родители, несущие обиды, дети, мечтающие вырваться, а потом остающиеся.
Ветер за окном усилился, гдето в коридоре хлопнула дверь. Любовь вздрогнула и нервно рассмеялась.
Дом говорит, пошутил Дмитрий. Ему не нравится, что мы читаем его тайны.
Очень смешно, пробурчала Ксения.
Алексей перелистил ещё страницу. Там был более крупный почерк, словно писавший спешил.
«24 апреля. Сегодня врачи сказали, что брату лучше не станет. Мама ушла в туалет и не выходила двадцать минут. Отец сказал, что всё моя вина. Если бы я не родился, всё было бы иначе. Я знаю, что это неправда. Но почему тогда так больно».
Горло у Алексея сжалось. Он перестал читать вслух, провёл пальцем по строкам. Внутри всё отзывалось: вина, которой нет, но которая живёт внутри.
Ну? спросила Любовь. Что дальше?
Ничего, ответил Алексей. Обычные вещи.
Дай сюда, потребовала Ксения, схватив тетрадку.
Он не сразу отдал её. Хотел сохранить слова при себе, не раздавать их как закуску. Но потом протянул её Ксении.
Она начала читать, иногда хмурясь. Любовь заглядывала через её плечо. Дмитрий прошёл в коридор, вернулся.
В спальне ещё стоит кровать, заметил он. С матрасом. Страшно представить, кто на ней спал.
Ксения резко захлопнула тетрадку.
Всё, сказала она. На сегодня хватит.
Что там? спросил Дмитрий.
Ничего особенного. Просто она искала глазами место, куда положить тетрадку, и вернула её на стол. Дальше про больницу, про погребения. Сейчас не хочу.
Любовь отодвинула стул и встала.
Я пойду чай поставлю, сказала она. Мне холодно.
На кухне, если её так можно назвать, они нашли старую плитку, которая, к удивлению, работала. Воду привезли с собой. Любовь закипятила чай, шурша пакетиками. Алексей стоял в дверях, наблюдая, как её плечи слегка дрожат.
Как ты? спросил он.
Нормально, ответила она. Просто всё так знакомо, будто читаешь о своей жизни, только имена другие.
Он кивнул. Вспомнил, как его отец в ярости бросил в стену пепельницу, а он потом собирал осколки, думая, что если бы учился лучше, тогда не было бы криков.
Сидя за столом, они пили чай на старых табуретах, пытаясь говорить о лёгком. Но дом уже впихнул их в свою историю, от которой не так просто избавиться.
Давайте ночью сделаем сеанс связи с духом Сергея, предложил Дмитрий, вернувшись в большую комнату. Посмотрим, что он скажет.
Ты дурак, бросила Ксения. Здесь нет духов.
А что тогда? спросил он. Просто старый дом? Тогда почему мне здесь не по себе?
Потому что ты впечатлительный, сказала Любовь. И потому что мы читаем чужой дневник.
Алексей молчал, вспоминая, что у него тоже был дневник. Он вёл его в старших классах, потом в институте, потом бросил, когда женился, когда родился сын, когда бесконечные смены работы заполнили жизнь. Дневник лежал в коробке на антресолях, и иногда он думал, что было бы, если бы ктото нашёл его спустя двадцать лет.
Ночь упала быстро. Ветер за окном превратился в настоящий шторм. Чтото гремело на крыше, гдето хлопали незакреплённые ставни. Внутри дома стало холоднее, хотя они включили обогреватель, привезённый Дмитрием.
Они разложили спальники в большойСвет рассвета пробил сквозь разбитые окна, и в пустой комнате отзвуки последних шагов отмерли, оставив лишь глухую, безмолвную тайну, которая никогда не должна была быть найдена.
