Автобус высадил Светлану Никольскую у ограды дома при сопровождаемом проживании ровно в восемьдвадцать. Холодное сентябрьское утро щипало щеки, а у входа на клумбу падали сухие кленовые листья. «Первый рабочий день, сорок шесть лет жизни, справлюсь», подумала она, держась за плечо сумки с чистой сменной обувью и пустым термосом.
Заведующая, Зоя Петровна, встретила её в вестибюле, пахнувшем кашей. За круглыми очками блеснули внимательные глаза:
Проходите, сейчас покажу пост.
В коридоре тихо гудел телевизор, из столовой доносилось звяканье посуды. У стены, облокотившись на ходунки, дремал хрупкий старик. Светлана заметила, что персонал разговаривает почти шёпотом: здесь, видимо, стараются не тревожить покой жильцов.
Ей выдали свободный шкафчик, халат и тонкий бейджик: «Социальный работник. Светлана Н.»; сняла головной убор, причёска была смятой, и она безуспешно попыталась её разгладить. В бухгалтерии прежнего места работы, закрывшегося летом изза сокращения, всё было иначе пахло бумагой, а не антисептиками. Но к смене профессии её подтолкнуло не только безработное лето: после смерти отца захотелось делать чтото ощутимое руками, помогать тем, кому действительно некому.
Первой задачей стало раздавание подопечным вязаных пледов. Она прошла палату на шесть коек: Елена Григорьевна складывала шапочки для внуков, но вязала, не поднимая глаз; Аркадий Николаевич пытался рассмотреть газету, приближая к носу линзу; Валентина Сергеевна сидела у окна, будто слушая собственную тишину. Каждый был окружён вещами, но выглядел одиноким. Светлана почувствовала лёгкое покалывание под грудью, как перед чужой слезой, которую не знаешь, как вытереть.
Во время обеденного перерыва она вышла во двор, нашла сеть и набрала мамин номер. Таре Васильевне семьдесят два, живёт в той же части города, но добраться придётся в две пересадки.
Всё нормально, сказала мама, только плита опять «стрелит», заглядывай, посмотрим. Светлана пообещала заехать в субботу, услышала короткое «не забудь». Лицо матери представила ясно: тонкие губы, привыкшие не просить лишнего.
Вечером, после того как она заправила постели и подписала лист обхода, Светлана закрыла смену. На остановке уже темнело, небо затянулось вороньими крыльями. В автобусе листала рекомендации по уходу за маломобильными пожилыми учебное пособие, распечатанное в учреждении. Между строк всплыл мыслительный образ: мама ждёт в пустой квартире, ставит на ночь тяжёлую сковороду на крышку заедающего газа, лишь бы не заимствовать электроплиту у соседей.
Прошёл месяц. Октябрьские ночи прижимали к окнам тонкий лёд, а Светлана вникала в рутину: встречи с реабилитологом, групповые упражнения, контроль лекарств. Она придумала «Кофейные пятницы»: варила в столовой зерна в турке, рассаживала четверых желающих за маленьким складным столом и включала эстраду шестидесятых. Двое улыбались, один дремал, но даже дремать рядом было приятнее, чем в пустом коридоре.
В один из четвергов санитарка ушла на больничный, и Светлана осталась одна отвечать за сопровождение в поликлинику. Лидию Павловну пришлось оставить ждать очередь, когда Зоя Петровна вызвала её наверх заполнить срочную форму для проверяющих соцзащиты. Лидия тихо вздохнула:
Ничего, девочка, посижу.
Но Светлана видела, как дрожали пальцы женщины над сумочкой: полчаса на ногах испытание для распухших суставов.
Вечером мать позвонила первой.
Таблетки от давления кончились, а у меня сегодня голова тяжёлая, сказала она сухо. Светлана прижала телефон к щеке, одновременно протирая лукошко с яблоками в холодильнике учреждения, где повар просил помощи.
Я куплю завтра, тихо ответила она, добавив: Прости, сегодня не успела. На том конце повисла пауза, наполненная бытовым шумом.
Следующее утро началось со срыва: автобус застрял в пробке, Светлана опоздала пятнадцать минут. Она отпросилась у Зои Петровны на обед, помчалась в ближайшую аптеку, простояла очередь льготников и вернулась с пакетом лекарств. Коробочку с надписью «forzaten» передала маме через знакомую почтальону, потому что сама не успевала добраться домой. Через два часа пришло SMS: «Получила, спасибо», но радости в этих словах не нашла.
Тем вечером Аркадий Николаевич не нашёл своего альбома и заплакал так безнадёжно, что у Светланы защемило в груди. Они вдвоём искали между матрасом и спинкой кровати, под тумбочкой, даже в бельевом шкафу. Нашли лишь выцветший билет в цирк. Тогда старик рассказал, как его дочь уехала на Камчатку и присылает поздравления только по праздникам.Кажется, я забываю её голос, прошептал он. Светлана услышала в этой фразе собственный страх: а если мама когданибудь не узнает её в трубке?
Домой она добралась после девяти, в сыром ветре, дрожащих фонарях, без ламп в лестничных пролётах. Дверь захлопнулась за спиной, а дисплей высветил пропущенный звонок от мамы час назад. Она набрала, но исходящий тон гудел до сброса. Воспоминание о мрачном коридоре приюта накрыло её там хоть дежурная сестра ходит каждые два часа, а мама сейчас совсем одна.
В воскресенье Светлана всё же приехала к матери. В квартире пахло тушёной капустой и старым маслом, холодильник гудел громче, чем год назад. Мама сидела на табуретке, положив руку на колено, словно берегла силы.
Я сама поменяю лампу, попыталась отшутиться Светлана, но мать смотрела строго:
Лампа ерунда. А ты когданибудь просто посидела, попила чай без оглядки на часы?
Вопрос, как иголка, прошёл сквозь её оправдания.
В понедельник директор учреждения объявил об аудите, поэтому каждому работнику добавляется отчёт о «социальной вовлечённости». Зоя Петровна принесла стопку форм. Светлана машинально схватила пачку, но перед глазами всплыла пустая мамина кухня. Комок в груди стал тяжелей: выбора не было работа требовала полного присутствия.
Конец октября. Дождь хлестал по стеклу троллейбуса, ранний сумрак загонял редких прохожих под козырьки подъездов. После смены, где двое жильцов поссорились изза телевизора, Светлана не поехала к себе. На остановке у материнской пятиэтажки она купила три батарейки для фонарика и поднялась на четвёртый этаж. Дверь была незаперта, лишь на цепочке. Внутри пахло моклыми листьями: сквозняк тянул с открытого балкона.
Мама сидела на кухне напротив погасшей плиты, согнув плечи. Одна свеча коптила, отбрасывая тени на шкафы.
Пробки выбило, сказала она, не глядя, темно, но громко не стало.
Светлана сняла пальто, щёлкнула фонариком, но чёрный щиток в прихожей казался немым упрёком.
Ты же звонила, тихо произнесла мать. Я звонила просто поговорить.
Светлана опустилась на край стула, внезапно осознав: в полумраке они обе, как её подопечные, только роли поменялись.
Она взяла материнскую ладонь холодную, совсем не тёплую опору. В голове крутилась ясная мысль: вернуть эти вечера уже нельзя, как не вернуть молодую фотографию Аркадия.
Мам, я устрою так, чтобы ты не оставалась одна, произнесла она вслух, словно подписывая заявление. Решение отозвалось дрожью в животе: придётся требовать гибкий график, искать сиделку, рисковать очередной работой. Возвратиться к прежнему бегу между двумя одиночествами она уже не могла.
Утром, сразу после рассвета, Светлана ещё раз щёлкнула фонариком лампочка в коридоре у матери теперь горела, а пробки в щитке она поменяла ночью. Пахло сгоревшей изоляцией и тёплым хлебом: соседка снизу принесла буханку, услышав хлопки. Мать поставила чайник и удивлённо смотрела, как дочь ковыряется в проводах.
Я договорюсь, чтобы к тебе приходили специалисты, повторила Светлана, выпрямляясь. На столе лежала раскрытая записная книжка с телефоном районного центра соцобслуживания.
Через час она уже объясняла в центре ситуацию. Соцработница в сиреневом свитере быстро листала программу:
Заявление можно подать дистанционно. По федеральному закону четыреста сорок два пожилых проживающих имеют право на сиделку дважды в неделю.
Светлана заполнила формы, приложила справку о доходах мамы и осторожно спросила о медсестре. Организуем патронаж, только согласуем график, кивнула женщина.
К дому сопровожожаемого проживания Светлана подошла ближе к полудню. Вахтёрша укоризненно посмотрела на часы, но Зоя Петровна встретила её в медкабинете, распределяя сменный лист.
У меня личная причина, начала Светлана и сразу изложила: мама ждёт помощи, без гибкого графика она сорвётся и здесь, и дома. Это не просьба «отдохнуть», мне нужно два вечера в неделю освобождаться раньше, готова брать утренние смены и отчёты.
Слова выскочили резче, чем хотелось.
Зоя сняла очки, протёрла стекла салфеткой.
Ты знаешь, отчётность растёт, проверка уже на носу.
Светлана готовилась к отказу, но заведующая продолжила:
Жильцы имеют право на стабильное сопровождение. Предложи чёткий план, чтобы никто не остался без внимания, и тогда подпишу.
В столовой за двадцать минут Светлана набросала «план перекрытия»: Лидию Павловну будет вести волонтёр из университета, дежурство в холле возьмёт санитар Гена, а «Кофейные пятницы» перенесёт на раннее утро, когда персонал свободен. Зоя просмотрела таблицу, поставила подпись и добавила:
Смотри, чтобы качество не упало. Люди тут не расписание, а жизнь.
Тем же днём Светлана вернулась в мужское крыло. Аркадий Николаевич сидел у радиоприёмника, пальцы теребили ворс одеяла.
Мы найдём альбом, тихо сказала она ему.
Она обошла прачечную, заглянула в кладовку, где хранили чужие одеяла, расспросила санитарку о прошлой смене. К вечеру, раздвинув тумбочку у стены, услышала шорох бумаги между доской и плинтусом оказался красный уголок. Альбом.
Светлана вынула его обеими руками, смахнула пыль. На обложке желтели слова «1973 лето». Аркадий прижал находку к груди так бережно, будто держал живого воробья. Он молчал, но глаза блестели, и напряжение в груди у Светланы постепенно растворялось.
На общем собрании жильцов она предложила «уголок семейных историй»: каждый сможет хранить важные вещи альбом, открытки, вышивки в отдельном ящике с кодовым замком. Идея нашла поддержку, а Гена согласился сколотить полки из старых ящиков от овощей. В шуме молотка Светлана поймала себя, улыбающуюся без причины.
Ближе к семи вечера она сняла халат и успела на электричку. В квартире матери светилось окно внутри сидела седая медсестра в маске, назначенная соццентром на три раза в неделю. Женщины обсуждали рецепт клюквенного морса. Мама недоверчиво посмотрела на новую гостью, но, заметив Светлану в дверях, кивнула:
Говорят, давление лучше контролировать.
Прошла неделя. Светлана вставала в пять, успевая на раннюю развозку постояльцев к физиотерапии, а в четверг и субботу уходила в пять вечера, чтобы приготовить ужин маме или просто сесть рядом с чашкой горячей воды. Режим был плотный, но впервые не казался бессмысленной гонкой.
Однажды Зоя Петровна задержала её у поста.
Проверяющие отметили, что вовлечённость жильцов выросла. Ваши ящики с историями удачны. Держи благодарность за личное дело.
Светлана выдохнула: план работает.
День тянулся туманом, к вечеру пошёл мелкий снег. Из окон второго этажа виднелась тонкая корка льда на подтаявшем асфальте. Светлана проводила Аркадия в комнату, убедилась, что батарея тёплая, и попросила Ольгусанитарку зайти к нему ещё раз перед отбоем. Затем она взяла плащ и вышла под фонарь.
В троллейбусе ощущалась тёплая вентиляция и запах мокрой шерсти. Светлана открыла телефон: сообщение от мамы «Медсестра принесла тонометр, давление 130, в норме». Короткая фраза, но за ней стоял покой. Светлана улыбнулась и отправила голосовое, рассказывая, как Аркадий наконец перелистал весь альбом и нашёл там снимок цирка.
У мамы дома пахло яблочным компотом. Старый холодильник шумел, но рядом стоял новый удлинитель: электрик из ЖЭУ, вызванный соцработницей, поправил проводку. Светлана расставила продукты по полкам, переобулась и села за стол.
Ты сегодня не торопишься? спросила мать.
Нет, ответила Светлана. Завтра утреннее дежурство, успею.
Они пили чай с мёдом. На подоконнике лежал фонарик уже не нужен, но привычно под рукой. Мама рассказывала, как учится записывать показатели давления в бумажный дневник, чтобы медсестра могла сверять. Светлана слушала, замечая, как исчезла тревожная дрожь в животе: баланс, которого она боялась не найти, оказался конкретным расписанием и несколькими союзниками.
Перед уходом она поправила пальто на вешалке, а мать подарила маленький шерстяной шарф.
На улице порошит, заметила она.
Светлана обмотала шеи шарф, почувствовала знакомое тепло. В прихожей тикали старые часы, и это было единственное, что нарушало тишину. Она выключила верхний свет, оставив наИ понял, что истинная сила не в бесконечной спешке, а в умении находить время для заботы о себе и о тех, кто рядом.
