Неродящая баба уже не баба, а лишь полбабы, говорила моя свекровь. Я, Марина, лишь тяжело вздохнула и горько улыбнулась.
Не слушай её, громко вмешалась полуглухая соседка Шура, Бог знает, что творит. Тебе ещё рано рожать, а Он всё видит наперёд.
Как же, Шура, как? Пять лет вместе, а я всё мечтаю о ребёнке, слёзы скатились по моим щекам. Я редко говорила об этом вслух, больше молчала, храня боль в сердце. Пришла в родную деревню Заимка, где, в десяти километрах от Ильинского, навещала могилу матери и встретилась со старой полуглухой соседкой.
Печальна жизнь, произнесла она, но дети ищут нас, а не мы их. Терпи, девчонка.
Собаки лаяли, воробьи щебетали, но привычных звуков деревни почти не осталось Заимка в Ивановской области почти умерла, склонившись к реке, как бы отдавая ей последний поклон.
Я пошла к мужу в Ильинское, вырвавшись из Заимки на рассвете. Всю жизнь я боялась ночного леса и полей детский страх, что держит в сердце.
Шесть лет назад я осталась одна: отец погиб в войне, мать умерла в раннем возрасте. Я работала дояркой в колхозе. В июне, когда познакомилась с будущим мужем, мне было семнадцать первое лето на ферме. Дорога была далёкой, но я всё равно ходила туда с радостью, хотя руки сначала болели от тяжёлой дойки.
Однажды утром меня застал косой дождь, небо заволокло тучами, хрипло громыхало. Я укрылась под навесом у леса, села на настил, отжимала из кос дождевую воду и, сквозь струи, увидела бегущего к мне парня в клетчатой, прилипшей к телу рубашке и штанах до колен. Он подбежал, улыбнулся и крикнул:
Вот это подарок! Я Николай, а ты кто?
Я испугалась, сердце замерло, но молчала, отодвинувшись к краю.
Тебя громом оглушило? пошутил он.
Не молчу, ответила я, зовут меня Марина.
Он продолжал болтать, пока не стал приставать, и я, в панике, бросилась бежать сквозь дождь. Пыль и вода разбрызгивались вокруг, а лес, нависший над нами, казался зловещим.
Через несколько дней Николай пришёл к нам в роли подменного скотника. Я посмотрела на него с отторжением, но он начал ухаживать за мной всерьёз видимо, наша первая встреча оставила след.
Я вышла замуж за него, но предвидеть, что меня ждёт в семье и чужой деревне, я не могла. Свекровь оказалась строгой, но я с готовностью брала на себя часть забот, наблюдая за её делами зорко. Хотя иногда её упрёки тревожили, я была трудолюбивая и упорная.
Прошёл год, а потом второй и ребёнок всё не приходил.
Ты, девчонка, порочная, ругалась свекровь, неродящая баба уже не баба, а полбаба. Какой же дом без внуков?
Я плакала в плечо Николая, он упрекал мать, а та лишь злилась сильнее. Я ходила к фельдшеру, тайком бегала к отцу в соседнее село, варила отвары от бездетности.
Жизнь шла своим чередом. Дом Никифоровских не был самым бедным, но времена послевоенные были тяжёлые. Однажды Николай принёс полмешка сырого зерна, а мать вскрикнула:
Ох, не надо Как донесут!
Он успокоил её, а я уговаривала его не замарать руки в такие дела.
Ночами я плохо спала, сидела в темноте, ждя мужа. Однажды я вышла навстречу ему, схватила под кроватью резиновые сапоги, брезентовый плащ и пошла к крыльцу. Холодный ноябрьский ветер ударил в открытые двери, капли воды обожгли лицо.
Я шла к краю села, где стоял старый овин, а рядом прятался щенок Фенька, которого я ласково любила. Слышался лёгкий женский смех, доносившийся из овина. Я прислушалась и услышала голос Николая, но рядом был ещё один.
Голос принадлежал Кате девушке из соседней деревни, работавшей со мной на ферме. Она была бодрой, мечтала уехать в город, но в последнее время её веселье потухло. Мы узнали, что она была замужем за Колей, но он исчез.
Катя, заплаканная, попросила меня помочь с ребёнком. Свекровь, плача, говорила, что ребёнок будет её внуком, а Катя будет нянчить его. Я лишь молча кивнула и начала расстилать солому на полу, делая постель для малыша.
Зима наступила, свекровь заболела, а Катя, несмотря на всё, стала помогать мне. Я часто сидела на ферме, глядя в окно на белый лес и думая о своей судьбе. Возвращаться в родную заимскую деревню я не могла холодные ветры, десять километров до работы.
Моё сердце часто вспоминало маму, её слова о двух жёнах в доме одного мужчины. Я не могла понять, как жить дальше.
Через несколько дней я вернулась с фермы, неся молоко, когда увидела Катю за столом с огромным животом, а перед ней свекр и свекровь.
Здравствуйте, произнесла Катя.
И тебе добра, отвечала я.
Свекровь, всё ещё плача, рассказала, что Коленька получил десять лет лишения свободы, а суд признал их государственными преступниками.
Мы все были шокированы. Катя уверенно говорила, что ребёнок будет её, но она не готова растить его одна. Свекровь предложила, чтобы я взяла ребёнка на попечение. Я согласилась, разложила солому и ткань, создав импровизированную кровать.
Дни стали короче, холоднее. Свекровь почти всё зима болела, Катя стала почти союзником, иногда защищала меня от строгой свекрови. Я всё чаще сидела у окна, думая о том, как изменить свою жизнь.
В один вечер, когда я подмела пол, к нам пришёл Вера новая доярка из соседних деревень. Я рассказала ей свою историю, и она удивилась, что под одной крышей живут жена и любовница.
Уходи, советовала она.
Не могу, возразила я. Кто бы ни был, я должна держать хозяйство.
Эгору, ребёнку, уже три года, он стал привязываться ко мне сильнее, чем к матери, целовал меня в щёки и смеялся. Я полюбила его, а Катя иногда была строгой, иногда мягкой.
С наступлением весны я решила испечь пироги. Поставив их в печь, я почувствовала, как в доме звучит голос свекрови, молящейся о внуке.
Катя вернулась, раскрасневшись, и, схватив один из пирогов, сказала:
Жизнь хороша, Марина!
Я посмотрела на неё, а Фенька крутился вокруг, не понимая, что происходит.
Дождь за окном стучал, и я задумалась, стоит ли ждать, пока всё изменится, или идти дальше.
В тот же вечер я собрала в сумку всё, что могла взять, надела резиновые сапоги, захватила плащ и, несмотря на летнюю погоду, вышла из дома. По мокрой дороге я шла к станции, где собиралась уехать в Иваново, чтобы учиться ткаческому делу.
На пути ко мне подошёл мужчина в старом фургоне, поднял мою сумку и сказал:
Не ходи пешком, тяжело будет.
Я попрощалась, он дал мне две десятирублевые облигации и уехал.
Утром пришёл поезд, свистел, и я, полная надежд, отправилась в новую жизнь, оставив позади деревню, где я была «двойной женой», но где нашёлся ребёнок, внук и новые возможности.
