28ноября, 1952год.
Дорогой дневник,
С утра проснулся я, Николай Никифоров, и вновь услышал крики скрипящих сапог на нашом старом дворе. Жена, Аглая, уже сидела у печи, оттирая мокрые от дождя руки, но в её взгляде как будто бы тень, что уже давно не отступает. Свекровь Пелагея, уже почти слепая, бросала едва слышные крики в сторону Аглаи, называя её «недоношенной полбабой». Она, как крик в пустоте, молчала, лишь сжимала в ладони рукав своего платка.
Тише, сказал я, Бог знает, что нам суждено. Ведь он видит всё, даже наши страхи и желания.
Аглая всхлипнула, и я, как отец, стал её поддержкой. Мы с ней живём в деревне Зимовка, Ивановской области, внизу от реки, где когдато стояла былая колхозная усадьба. Деревня почти умерла, дома склонились к воде, а собаки лают в пустоте, будто бы охраняя остатки былой жизни.
Шесть лет назад, после войны, Аглая осталась одна: отец погиб, мать умерла от болезни. Сама она пошла работать дояркой в колхозе, а я встретил её в июне, когда я возвращался с полевых работ. Я помню, как в тот день лил дождь, и она скралась под навес, вытаскивая из кос черные пряди, чтобы выжать из них воду. Я подошёл, раскрыл свою рубашку в клетку, и сказал:
Какой подарок! Я Николай, а ты кто?
Она лишь шепнула «Машей», но я понял, что её душа полна боли. Мы быстро сошлись, и я стал её поддержкой, хотя иногда её бросала и Пелагея, требуя, чтобы я был «мужемкормчим».
Брак наш прошёл под гнетом недоверия: Пелагея постоянно упрекала Аглаю, что она пришла без приданого, без семьи, словно чужая. Я слышал её крики: «Неродящая баба уже полбаба, где же внуки?». Но я знал, что в сердце Аглы живёт надежда, и каждый день она ходила к фельдшеру, собирала отвары, искала спасения от бездетности.
С наступлением осени я привёз полмешка зерна, а Пелагея крикнула: «Не донесут!». Я тихо успокаивал её, а Аглая в темноте сидела с бутылкой молока, молясь о чуде.
В один из таких дней, когда я возвращался с поля, я нашёл её стоящей у старого овина, где в шорохе дождя слышался женский смех. Это была Капитолина девушка из соседней деревни, работающая вместе со мной в колхозе. Она была громкой, резвой, мечтала уехать в город, но последние недели тишина её покрыла, и она выглядела подавленной. Я понял, что в её голосе скрывается горе она была замешана в моём деле, и её чувства к жене стали причиной наших разногласий.
Суд, который пришёл через несколько дней, обрушил на наш колхоз тяжёлый гнет. Двое милиционеров и председатель колхоза ворвались в наш дом, забрав четырнадцать человек в правление, а позже в грузовик, где их увезли в город на суд. Пелагея плакала, сжимая платок в руках, а я стоял, будто в бездне, не в силах понять, как всё это случилось.
Через месяц в наш дом пришёл вестник: наш бывший сосед, Коля, получил десять лет заключения. Пелагея шептала, что «государственные преступники» получают по десятке. Я был шокирован, но надёжда в душе Аглаи не угасла. Она всё ещё верила, что придёт ребёнок, пусть и не её, а того, кто будет расти под нашей крышей.
Моё сердце разрывалось от того, как Капитолина, стоя в дверях, заявила, что будет держать внука её ребёнка, который родился от Николая, в нашем доме. Пелагея, едва сдерживая слёзы, согласилась, сказав: «Пусть остаётся, ведь внук будет». Мы, с Аглой, построили на полу из соломы и старой ткани постель для малыша маленького Егорки, которого привёз в колхозный дом наш свёкор.
Дни стали короче, зима тяжёлой. Пелагея болела, Капитолина часто спорила с ней, но иногда защишала её от моего гнева. Я видел, как Аглая, глядя в окно, думала о своей маме, которая бы, наверное, сказала: «Две жёны в одном доме не место для честного человека».
В один из холодных вечеров я, устав от колхозных дел, решил уйти. Я собрал небольшую сумку, надел резиновые сапоги и, под шум дождя, пошёл по тропинке к станции Иваново, где собирались наборы ткачих. Взяв шесть рублей на дорогу, я подумал о том, что жизнь это путешествие, а не только поле и скот.
На станции меня встретил проводник, который, заметив мою сумку, сказал:
Довезу, а то пешком тяжело.
Я отдал ему две десятирублевые банкноты, но в душе оставил лишь один вопрос: «Что дальше?».
Утром поезд тронулся, и я, глядя в окно, видел, как исчезает за окном наш маленький мир. Я понял, что каждое решение имеет цену, но лишь смелость идти вперёд дарит свободу.
**Урок, который я вынес:** в жизни нет места унынию; даже если судьба бросает тебя в грязь, лишь решимость подняться и идти дальше спасает душу.
Николай Никифоров.
