Алёна была её бывшей коллегой. За несколько часов до праздничного ужина муж позвонил и сказал: «Нужно поговорить».
Элодия тоже была его бывшей коллегой. За несколько часов до торжественного обеда её муж позвонил и произнёс: «Нам нужно обсудить коечто».
Джульетта стояла на кухне своей квартиры в Лионе, аккуратно раскладывая скатерти на стол, подготовленный к этому торжеству. Это была их десятая годовщина свадьбы с Тео, и она хотела, чтобы всё было безупречно: свечи, её любимое вино, аромат запечённой рыбы, который наполнял дом. За несколько часов до прихода гостей её телефон зазвонил. На экране высветилось имя мужа. «Джульетта, нам нужно поговорить», промолвил он холодным и отстранённым голосом. В тот миг её сердце сжалось, предчувствуя неизбежное. Она ещё не знала, что этот звонок изменит её жизнь, но уже ощущала, как всё, что она строила годами, начинает рушиться.
Тео был её опорой, большой любовью, с которым она делила мечты и трудности. Они познакомились в университете, поженились молодыми, воспитывали дочь Софи вместе. Джульетта безоговорочно доверяла мужу, даже когда он задерживался на работе или уезжал в командировки. Она гордилась его успехами Тео стал руководителем отдела в крупной компании, а его харизма открывала любые двери. Однако, держась за телефон, она вспоминала детали, которые раньше игнорировала: его отрешённый взгляд, короткие ответы, странные звонки, которые он сразу же бросал. Имя «Элодия» всплыло в памяти, как тень, которую она отказывалась замечать.
Элодия работала с ним два года назад. Джульетта встретила её на семинаре уверенная, с широкой улыбкой, с чутьчуть задержанным взглядом на Тео. Тогда она отогнула лёгкую зависть: «Просто коллега, ничего серьёзного». Тео даже сказал, что Элодия уволилась, чтобы переехать в провинцию. Но сегодня, услышав её нерешительный голос по телефону, Джульетта поняла: Элодия вовсе не ушла. «Я не хотел, чтобы всё так закончилось, Джульетта», начал он, каждое слово звучало как удар. Он признался, что уже год видится с Элодией, что она вернулась в Лион, а он «потерян». Джульетта молчала, чувствуя, как земля уходит изпод ног.
Она не вспомнила, как положила трубку. Не помнила, как выключила духовку, собрать свечи, которые зажгла с надеждой этим утром. Мысли крутились: «Как он мог? Десять лет, Софи, наш дом всё ради неё?» Сидя на диване, держа в руках свадебное фото, она пыталась понять, когда её жизнь превратилась в ложь. Вспоминала объятие Тео на прошлой неделе, его обещание отвезти Софи в горы. Тем временем он был с другой. Предательство жгло её, но худшее было то, что она ничего не увидела, потому что верила ему. Она любила его так сильно, что стала слепа.
Когда Тео вернулся, Джульетта встретила его тяжёлой тишиной. Гости не пришли она отменила ужин, не в силах притворяться. Он выглядел виноватым, но не разбитым. «Я не хотел тебя ранить, Джульетта. Но с Элодией всё иначе». Эти слова её убили. Она не закричала, не заплакала посмотрела на него как на чужого. «Уходи». Голос был твёрже, чем она ожидала. Тео кивнул, схватил сумку и ушёл, оставив её одну в квартире, всё ещё пропитанную ароматами праздника, который так и не состоялся.
Через месяц Джульетта старалась жить ради Софи, которая ещё ничего не знала. Она улыбалась дочери, готовила завтрак, но ночами рыдала, задаваясь вопросом: «Почему я была недостаточно хороша?» Друзья поддерживали её, но их слова не исцеляли. Она узнала, что Тео и Элодия теперь живут вместе новая боль. Однако внутри начало просыпаться нечто новое сила. Она не рухнула. Ушла отмена ужина, но не её жизнь.
Сегодня Джульетта смотрит в будущее с осторожностью, наполненной надеждой. Она записалась на курсы дизайна старую детскую мечту, проводит больше времени с Софи, учится любить себя. Тео иногда звонит, просит прощения, но она пока не готова слушать. Элодия, когдато лишь тень, больше не имеет над ней власти. Джульетта поняла: её жизнь это не он и не их брак. Это она сама. И эта годовщина, которая должна была стать праздником, превратилась в первый глава новой истории, где она больше не живёт по чужим обещаниям.
Я поняла, что нельзя отдавать свой свет тем, кто его не видит.

