Синеглазая душа
Жаркое лето, солнце палит, а на улице всё пекло. Я шёл от автобусной остановки, в руках тащил большую спортивную сумку, в которой лежали простые вещи вчерашнего второкурсника. На мне дешёвый спортивный костюм заработал самому, пару дней разгружал вагоны, потом смог купить себе и родным коечто новенькое.
Обходя старый сельский клуб, я свернул к дому. У ворот уже стояла соседка Антонина Ивановна, смотрела на меня, не отводя глаз. Седые её волосы развевались от ветра. «Как будто в душу заглядывает», пошутил я, дрожа от лёгкого страха.
Здравствуйте, Антонина Ивановна! поздоровался я.
Привет, Серёжа, ответила она, голосом тихим, будто шёпот осеннего ветра. Старуха проводила меня взглядом до самого поворота, где стояли старые берёзы у дома.
Сынок! крикнула мама, обнимая меня, а младшая сестрёнка подпрыгнула, а бабуля тоже подошла. Как ты вырос, как повзрослел!
Мам, мы виделись только месяц назад, перед сессией! засмеялся я, поднимая на руки десятилетнюю Златку. Она визжала от смеха.
Когда же это было! улыбнулась мама. Всё сдал?
Да, теперь третий курс! гордо сказал я. Стипендия тоже повыше!
Какой красавчик! похвалила бабушка, погладив меня по голове. Ты действительно подрос!
Бабуль, а где папа? спросил я, вынимая из сумки подарки для родных.
На работе, как же ещё! отмахнулась мама, разглядывая изящную брошь, которую я ей подарил. Спасибо, дорогой!
Мама, глянь, какая милота! показывала Златка новую кофточку перед зеркалом. Все девчонки в школе позавидуют. Жаль, что сейчас каникулы!
Всё в радость! улыбнулась бабушка, укутываясь в новый пуховый платок.
Мама накрыла стол, и мы сели ужинать. За столом разговоры лились рекой, смех был без остановки, пока я не задумался.
Мам, обратился я к Елене Николаевне, а почему соседка, баба Тоня, всё время на меня смотрит? Куда бы я ни пошёл, она стоит у калитки и не отводит глаз. Сегодня тоже.
Это тебе бабушка лучше расскажет, тихо ответила мама.
Просто ты напоминаешь её сына, а он, в свою очередь, напоминает твоего деда. Антонина любила твоего деда, произнесла старушка, глядя в даль.
Мы тогда только построили этот дом, весь посёлок помогал. Соседями стали молодая пара Тоня и Васька. Помогали друг другу, дружили.
Тоня вышла замуж рано, ей только восемнадцать. Родителей у неё не было, тётка её воспитывала. С десятилетних лет Тоня работала прислугой у тёти, держала дом в порядке, готовила еду, сидела с тётинскими детьми. Работать у неё было мало, а школа почти не посещала.
Тётка была строгая, хоть и сестра мамы Антонины. Она не жалела девочку: за любую ошибку бил её. Однажды, когда я увидела её ранку на руке, спросила:
Что это?
Это сказала она, корова меня в огороде задела, пока я сорняки рвала.
Тётка часто говорила, что ходила к маме на кладбище, просила её забрать её к себе. Однажды ктото сказал, что её видели, и она чуть не умерла от испуга.
Тётка вышла замуж без любви, а Тоня заплатила за это. Родительский дом продали, Антонина осталась без приданого. Тётка выдала Тоню Василию, который был её соседом, старше её на десять лет, с деньгами. Дом хороший, Антонина до сих пор живёт там, ухаживает за хозяйством и землёй. Но желания девочки никто не учитывал.
Тётка продала Тоню, сказав, что лучше знать, за кого выходить замуж. Что могла сделать восемнадцатилетняя сирота без семьи? Выходила замуж.
Антонина оказалась хорошей хозяйкой: у тёти она всё научилась, но мужа не любила. Он тоже к ней особых чувств не питал, лишь гордился тем, что жена молодая, красивая, умная.
Серёж, не смотри, что Антонина сейчас маленькая и хмурая, говорила я, в молодости она была настоящей красавицей: стройна, худенька, глаза синие, волосы каштановые, коса до пояса. Каждый, кто её видел, не мог пройти мимо. Её муж гордился ею, хотя сам Тоню иногда обижал.
Часто я видела её синяки:
Это Васька? спрашивала я.
Она молчала, в её синих глазах было столько боли и невыплаканных слёз Девчонка была девчонкой, а жизнь её не жалела.
Я родила твоего отца, Петю, а у Тони ничего не получалось. Изза этого Васька часто бил её, ругался, даже в деревне громко ругался: «Не может сынка родить!». Антонина обижалась, но не плакала, будто уже привыкла, что никто её не спасёт. Мне её было жалко, но что сделать?
По вечерам они к нам приходили, пели песни. У Тони голос был такой, что душа дрожала. Я тоже пела, но не могла сравняться. Дед твой, Коля, тоже пел, был в храмовом хоре.
Когда они пели вдвоём, будто летали. А Васька не пел, только болтал о том, как молоко у коровки меньше, как пшеница лучше. Он был прост, всё, что его интересовало, еда и полные тарелки. Мы делились новостями, а он варил щи, главное чтоб миска не была пустой.
Тоня смотрела на него и слёзы глотала, а он её не замечал. На Колю, твоего деда, он тоже не смотрел, только глаза отводил, будто вспыхивало.
Коль, сказал я, смотри на Тоню, она же не отводит от тебя глаз. Тебе же нравятся девчонки.
Зачем, ответил он, я её душу рвать не хочу. Я тебя люблю.
А она не могла оторвать от него глаз
Не зря Коля ушёл на фронт, Петеньке тогда лишь годик исполнился. Мы прощались с мужьями, весь посёлок собирался проводить их. Я стояла на платформе, поезд уже готов был уйти, а прощаться с Колей было тяжко. Его карие глаза, тёмные волосы такой красивый парень, как ты, Серёженька. В тот момент, когда мы прощались, его глаза стали чёрными от боли и ожидания.
Я бежала за поездом, как и другие женщины мамы, жёны, любимые. Коля отъехал, а Васька не пошёл на фронт, записался в больницы, получил справку, что не может воевать.
Коля перед отъездом посадил берёзы у двора: «Дерево посажено, дом построен, сын рожён»
Вернусь, сказал он, с женой и Петей к вам! Хочу дочку, похожую на тебя! Береги сына и себя, не переживай за меня, скоро вернусь. Жди меня.
И я ждала. Сроки прошли, но я верила, что он обязательно вернётся.
Тоня тоже шла провожать Колю. На вокзале стояла в стороне, глаза полные боли, но она не плакала, будто боялась, что люди подумают. Людям всё равно, у каждого своё горе.
Мы шли домой вместе, молча, каждая думала о своём. Подойдя к деревне, Тоня упала на колени передо мной.
Прости, сказала она, соседка, но я люблю твоего мужа. Жить без него не могу! и заплакала.
А как же Василий? спросила я, понимая, что они разные, как лето и зима.
Василий муж. Я не могу его увидеть, а с нежностью он меня почти не терпит. Прости меня, Галя, если можно.
За что прощать? Сердце своё не прикажешь! ответила я.
Я даже Николаю не посмотрела в глаза! Я знаю, что он тебя любит, что сын его жизнь. Мне только бы знать, что он живой, счастливый. Зачем мне такая жизнь, безнадёжная?!
Мы плакали вместе, сидели на траве, рыдали побабьи. Так стало чуть легче. Тоня успокоилась.
Потом стали ждать писем. У нас всё спокойно большие бои обошли. Работали в колхозе, сажали, пололи, собирали
Когда должно было прийти письмо от Коли, Тоня бросалась с работы к почтальоне бабе Вале. Старая, но с сумкой, полной писем, которые она разносила по селу.
Дайте мне письмо от Коли, хотя бы подержать! просила Тоня.
Письма нет, откуда ты взяла! отмахивалась баба.
Я знаю, что оно есть! Дайте, хотя бы посмотреть! со слезами в глазах.
Не тебе, а Женочке Галине! Я не могу чужому давать! сказала Валя.
Я же не чужая! Хочется увидеть почерк! умоляла Тоня.
Вот, только не размажь слёзами! вручила письмо и ушла.
Тоня прижала письмо к сердцу, пока баба не вернулась, потом радостно пошла ждать следующего.
Сы? откуда ты всё это знаешь? спросил я.
Нет. Я тоже чувствовала, когда письмо должно прийти. И тоже уходила с работы. Только Тоня уже была там. Видела всё.
Видела? И ничего ей не сказала?
В горе места нет для злобы. У нас всё одно война
Васька стал полицейским, ходил по дворам, ловил людей. Тоня почти не выходила из дома, стыдилась, выглядела, как будто хочет исчезнуть. Муж её бил, а она лишь просила прощения.
Письма были её единственной отдушиной. Можно ли её спасти? Есть ли у меня право? Как бы я жила с этим? А она? Вопросов было много, ответов нет.
Долго не было писем. Я ждала, но уже не верила в почту. Каждый день просыпалась с надеждой, что сегодня чтото придёт. Но ничего. Петя тогда впервые заговорил: «Папа любит меня! Папа скоро письмо пришлёт!» И он тянул к нам папин голос. Мы ждали, как все.
Васька сбежал, когда мы вернулись в село. Куда никто не знает, и его больше не видели. Тоня осталась одна, часто стояла у калитки и смотрела на дорогу.
Тонь, попытался я разрядить обстановку, что ты там видишь?
Она посмотрела на меня синими глазами, лицо её казалось высохшим, словно мороз к нему прижмёт. И ушла.
А ты не видишь? спросила она.
Ничего не вижу, Тонь, ответил я.
Вот и я ничего не вижу! Больше не вижу! и снова в слёзы.
Однажды, в жаркое лето, она пришла неожиданно, села под яблоней во дворе.
Сядь, Галя, сказала она спокойно, будто знала, что говорит.
Да нет времени, отвечала я, морковку надо сеять, пока дождик уже прошёл.
Не будешь её сегодня сеять, и завтра тоже, вздохнула она, и я, по её пустому взгляду, всё же села на лавочку.
Тогда вошла баба Валя, но не так, как обычно, не танцевала от радости, а с тяжёлой сумкой, будто сто килограмм, тянула её к земле. Как будто не хотела сюда входить, но долг был долг.
Это тебе, сказала, протянув конверт.
Я первая прочитала: «Ваш муж героически погиб», а дальше не видела изза слёз. Тоня потеряла сознание, её откачали, оказалось, что она была беременна, когда Васька её бросил.
Не помню, как дальше жила. Три месяца вырвались из жизни. Если бы не Тоня, я бы ушла за Колей. Антонина тоже ушла. Мы стали жить друг для друга: она ради сына, я ради ребёнка, которого ещё не было.
Боль не ушла, просто спряталась гдето внутри, сказала Галина, положив руку на сердце. Новый день настал, но сил нет, даже ночью как волк воет. Всё напоминает о Коле: его рубашка в стопке, полочка, что он сам делал, свадебное фото в буфете.
Выходя во двор, я слышу, как ктото бродит за забором. Это Тоня, тоже не сидит в пустом доме. Она пришла ко мне, села рядом, молчали, каждый о своём думал. Горя у нас общее, но не так одиноко.
Потом пришло письмо, но я его не чувствовала. Тоня тогда не пришла. Когда я посмотрела, сердце замерло: от Коли. Рукам дрожали, дыхание захватило. Баба Валя сказала:
Выдохни! Старое оно! Полгода искало тебя, вот и нашло после смерти мужа, вздохнула горько. Не хотела его нести. Знаю, как тяжело получить письмо от того, кто уже не жив. Но это его последнее письмо.
Я взяла его и пошла к Тоне. Мы вместе его открыли. Внутри была её часть.
Галина открыла старый буфет, достала из деревянной шкатулки потёртый конверттреугольник, гладила шершавую бумагу. Сколько раз я его читала, не сосчитать. Каждое слово помню наизусть.
Последнее письмо от деда
«Здравствуй, моя родная, самая любимая жена! Знаю, только вчера письмо отправил, но сегодня снова хочется написать. Хочется домой, к вам, обнять, взять сына на руки, выйти во двор, съесть яблоко с нашей яблони. Каждый день думаю о вас: в огороде без мужа, с сыном, укладываю его, пою колыбельную о сером котёнке Как же мне вас не хватает! Сегодня глядел в зеркало и улыбнулся: ты бы меня, Галя, не узнала борода чёрная, как цыган. Здесь нет времени на бритьё
Мне снился дом: ты с сыном, берёзки у двора, река на горизонте Проснулся счастливым, а ничего нет. Часто снится мне Тонина душа, она зовёт, слёзы умоет, тревога и боль Я прошу тебя, любимая Галя, сходиЯ открою письмо, и в его строках найду прощание, которое позволит нам наконец отпустить прошлое и жить дальше.
