Воспоминания возвращают меня в ту пору, когда я, по сути, была замужней вдовой. Да, формально у меня был муж, ребёнок, крыша над головой в Нижнем Новгороде… но самого Сергея, моего супруга, словно ветром выдувало из нашего дома. Он пропадал то на работе до последней электрички, то в хрущёвке у своей матери. И самое горькое — он искренне считал, что так и должно быть. Ни тени раскаяния, ни попытки понять. Для него жизнь шла как по маслу: служба, помощь матушке, а родной дом — лишь место для ночлега.
Подруги утешали: «Держись, как на работу выйдешь — всё образуется». Да разве в декрете дело? Просто пелена наконец спала с глаз. Раньше я находила ему оправдания — усталость, ответственность за отдел в транспортной конторе. Но теперь… теперь я наблюдала, как наша семья рассыпается, словно сахар в сырую погоду.
Жили мы тогда в панельке на Автозаводской. Я сидела дома с маленьким Мишей, а Сергей — поднялся по службе, стал начальником участка. С тех пор его словно подменили: приползал затемно, утром исчезал, а в выходные — непременно у Валентины Степановны, его родительницы.
Эта женщина после родов словно объявила мне тихую войну. То проводку переложить, то балкон утеплить — предлоги находились еженедельно. До поры я терпела, пока она вдруг не затеяла ремонт. Как назло — именно когда Сергей увяз в отчетах. И кто, вы думаете, оплачивал плитку и обои? Мой благоверный! А мы с сыном ютились на то, что оставалось от его тридцати тысяч рублей. Детские пособия — сущие гроши, на подгузники не хватало.
Когда у Серёжи был отпуск, он предлагал маме заняться ремонтом тогда. Но та отмахивалась: «Да что ты, сынок, и так сойдёт!» А тут вдруг — аварийное положение! Штукатурка осыпалась, линолеум затоптался… Теперь каждые выходные — священный поход к матушке. «На часок заскочу» — а приходит под утро. Уже и не поймёшь, кто у него жена — я или Валентина Степановна.
Про внука она вспоминала… через сына. Ни разу не спросила, не нужно ли мне передохнуть, не принесла даже банку домашних огурцов. Зато сыплет указаниями: «Серёженька, шкаф переставь, да унитаз подтяни, да обои помоги выбрать».
Устала. Устала от одиночества в законном браке. Устала смотреть, как Мишенька тянется к отцу, а тот, не снимая ботинок, шмыгает в душ, жуёт холодные котлеты и заваливается спать. Пыталась говорить, объяснять — нам нужен не кормилец, а семья. А он лишь отгораживался:
«Я что, по кабакам шляюсь? Деньги приношу! Тебе мало? Может, мне вообще уволиться?»
Деньги… Да я и сама заработаю, когда выйду с декрета. Но вот отца для сына — не куплю ни за какие рубли. Мне не кошелёк на ножках нужен. Муж. Опора. Друг.
А пока я мечусь по этой двушке — между памперсами, невыспанными ночами и игрушками на полу. И чувствую себя пустым местом. Ненужной. Одинокой. Хотя на руке — то самое колечко из «Адамаса»…
