«Не зять он мне — и не будет!» — как бабка рушит мою жизнь
С самого начала она его не приняла. Имя его не называет — только «этот твой» или «вот тот». Сколько раз просила её не лезть, но бабуле виднее. «Нормальный парень давно бы женился. Ребёнок есть, а штампа нет!» — её любимая песня. Ни капли уважения, — с болью говорит 26-летняя Анастасия из Нижнего Новгорода.
С Дмитрием они вместе уже больше двух лет. Сначала просто гуляли, а когда Настя забеременела, он не сбежал, а наоборот — сделал предложение. Но как на грех — всё пошло наперекосяк: сначала её положили на сохранение, потом у него проблемы на работе начались. О свадьбе и речи не шло.
Жили у бабки Насти — в трёшке в хрущёвке на Автозаводе. Квартира её, но там с рождения прописаны Настя с матерью. Позже вписали и Димку. Родилась дочь — теснота страшная, но держались за любовь.
В ЗАГС так и не дошли. Сначала здоровье, потом быт заел. Но Дима твердил: «Хочу, чтобы у тебя всё было по-человечески. Чтобы платье, кольца, как ты мечтала». Копил на нормальную свадьбу, а не на роспись между делом.
Тут-то бабка — Валентина Петровна — и взъелась. Её позиция железная: не расписался — не муж. Хоть Дима никогда не бросал ни Настю, ни ребёнка, для неё он — «проходимец». «Хотел бы — давно бы всё устроил», — бубнила она. Формальности, по её мнению, решают всё.
Когда Диму уволили, бабуля совсем обнаглела. То «дармоедом» обзовёт, то «нахлебником», то «сопляком без стержня». Ему стало невмоготу дома находиться, и он схватился за любую работу — лишь бы уйти. Дело тяжёлое, платят гроши, но ищет что-то лучше.
Мать Насти — тихая, в дела молодых не лезет, но даже она видит: Валентина Петровна перегибает. Лезет, командует, пилит. А у молодых и без того забот выше крыши.
Подруга Насти давно зовёт переехать к ней. Но у Димы зарплата — кот наплакал, а аренда съест половину. Коммуналку бы потянули, но как на остальное жить?
«Терпим, — шепчет Настя. — Ждали, что вот-вот всё наладится. А потом случилось это… Он ушёл с друзьями, обещал к одиннадцати. Полночь — нет его. Час — тишина. Стала звонить, волноваться. Бабка всё видела. Вернулся под утро, пьяный. Оправдывался, вину признавал. А бабуля… Не сдержалась. Накинулась, орала, выгнала. «Квартира моя — что хочу, то и делаю! Ещё раз появится — ментов вызову!»
С тех пор Дима ночует у друга. Звонит каждый день, скучает по дочке. Говорит, ищет выход. Обещает снять жильё, забрать их. Но пока всё на словах. Ни денег, ни возможности.
А Настя между двух огней: с одной стороны — любимый, с другой — крыша над головой. Бабуля не сдаётся. Её дом — её правила.
Но разве имеет она право ломать чужую семью только потому, что всё не по её уставу? Разве печать в паспорте — мерило любви? Разве ради формальности стоит лишать ребёнка отца, а женщину — поддержки?
Настя не знает, что делать. Выбора нет. Денег нет. Надежда только на мужа. Но у него пока лишь обещания.
И вот она сидит ночью, глядя на пустой угол, где раньше лежала его куртка, и думает: «Может, и правда не мой он человек? Может, бабка видит то, чего я не замечаю?»
А может, кто-то просто слишком хотел быть правым — и раздавил то, что строилось годами…
