Тихий вечер опускался на деревню, когда Антонина Ивановна, которую в селе звали просто баба Тоня, вышла из своего домика и постучала костяшками пальцев в соседское окно. Стекло отозвалось знакомым глухим звуком. Вскоре в проеме показалось морщинистое лицо соседки Матрёны Петровны. Та распахнула скрипучую дверь и вышла на крыльцо, поправляя седые волосы.
«Тонечка, родная, чего на пороге стоишь? Заходи, самовар как раз закипел!» крикнула она через двор, но в голосе уже слышалась тревога.
«Нет, Матрёна Петровна, спасибо, не зайду, голос старушки дрожал. Дело у меня к тебе важное. В город мне надо, в областную больницу. С направлением срочным. Глаза мои совсем измучили всё плывёт передо мной, будто в тумане, а ночами так болят, что свет не мил. Доктор наш посмотрел операцию, говорит, срочно нужно, а то… а то и вовсе ослепнуть могу. Как одна-то доберусь ума не приложу.»
«Тонечка, да как же не помочь! сразу откликнулась соседка, переминаясь в стоптанных тапочках. За хозяйством твоим присмотрю, за козой Зорькой, за курами! Поезжай, родная, не тяни! Одна в темноте остаться это ж какое горе!»
Антонине Ивановне было за семьдесят. Жизнь её, долгая и трудная, мотала её по свету, била так, что, казалось, уже не подняться. Но она находила силы. И наконец, как раненая птица, осела в этой деревушке, в домике, доставшемся от давно ушедших родных.
Дорога в город казалась бесконечной. В тряском автобусе она сжимала потрёпанную сумку и думала одну и ту же тревожную мысль: «Ножом к глазам подойдут? Хоть доктор и успокаивал «не бойтесь, операция лёгкая», а сердце ноет, будто беду чует. Страшно одной-то…»
В больничной палате было чисто, пахло лекарствами. У окна лежала молодая женщина, напротив такая же пожилая, как она. От этого соседства на душе стало чуть легче.
После обеда в палату нагрянули родственники. К молодой пришёл муж с сыном-школьником, нагруженные фруктами. К другой дочь с зятем и кудрявой внучкой, которая звонко смеялась. В палате стало шумно, весело и… невыносимо одиноко. Антонина Ивановна отвернулась к стене и смахнула слезу. Никто не пришёл к ней. Никто не принёс ни яблочка, ни доброго слова. Одна. Всем ненужная старуха.
Утром был обход. Вошла врач в белоснежном халате молодая, красивая, с тёплым голосом: «Как самочувствие, Антонина Ивановна? Настроение боевое?»
«Терпим, доченька, куда деваться-то. А как вас звать-то?»
«Вера Петровна. Я ваш лечащий врач. А у вас родные есть? Может, кого предупредить?»
Сердце бабы Тони сжалось. «Нету, доченька, никого. Бог деток не дал…» прошептала она.
Врач ласково погладила её по руке и вышла. А старушка сидела, будто обожжённая изнутри. «Зачем соврала? Ведь была же у меня дочка… Верочка…»
Много лет назад, после войны, вышла она за фронтовика Петра, безрукого инвалида. Жили душа в душу, родилась дочь. Но муж вскоре умер, оставив её одну с малышкой. А потом в деревню приехал городской Николай бойкий, речистый. Увёл её с собой, обещал золотые горы. Пятилетнюю Верочку оставила у матери «ненадолго». Но письма от матери приходили всё реже, а потом и вовсе прекратились. Николай запил, стал бить. Двадцать пять лет кочевали, пока его не убили в пьяной драке.
Когда она вернулась в родные края, матери уже не было в живых, а о дочери никто ничего не знал. Дом стоял заколоченный. Она уехала с разбитым сердцем и поселилась в этой деревне, одинокая, каждый день мысленно прося прощения у дочери.
Перед операцией баба Тоня не спала. Её осенила мысль: «Мою Верочку тоже Петровной звали… А взгляд у врачихи такой родной…» Но утром её увезли в операционную, спрашивать было некогда.
После операции она очнулась с забинтованными глазами. Вдруг кто-то нежно начал снимать повязку. Когда последний слой сняли, она осторожно открыла глаза. Перед ней стояла медсестра.
«Видите? Сейчас доктора позову.»
Пришёл хирург, проверил зрение: «Всё хорошо, бабушка. Теперь берегите себя.»
Медсестра поставила на тумбочку пакет: «Вера Петровна передала яблоки, лимон, конфеты. Говорила, витамины нужны.»
«Сама врач, а мне гостинцы… прошептала старушка. Словно солнышко в палату зашло…»
Веру Петровну она ждала с трепетом. Та пришла через два дня с каким-то конвертом.
«Добрый вечер, мамочка, тихо сказала врач.
«Доченька? выдохнула баба Тоня. Это правда ты?»
«Я так долго тебя искала! в глазах Веры Петровны блестели слёзы. Когда увидела твою фамилию в карте Семёнова, как у меня до замужества… Муж настоял на генетическом тесте. Вот результат. Ты моя мама.»
Старушка не могла поверить. «Прости меня, доченька, прости…»
«Тихо, мама, плакать нельзя! После выписки забираем тебя к нам. У нас большой дом, двое детей твоих внуков. Ты теперь не одна.»
Эту ночь Антонина Ивановна не спала от счастья. Она думала о внуках, о новой жизни. «Спасибо Тебе, Господи, за это чудо!»
Жизнь её наладилась. Дочь простила, и в этом прощении была такая любовь, что старая боль начала затихать. Зять Матвей, солидный врач, отвёз их в деревню за вещами. Козу Зорьку баба Тоня подарила Матрёне Петровне. Та плакала от радости не за подарок, а за соседку, которая наконец обрела счастье.
