Изредка мне кажется, что моя жизнь — это длинный застывший фильм без счастливого конца. Мне 62 года. Я сижу у окна своей небольшой квартиры на окраине Санкт-Петербурга, наблюдаю за проносящимися машинами и думаю, как всё пролетело мимо. Всё прошло. Осталась я — с беспокойством внутри и страхом перед завтрашним днём.
Четырнадцать лет назад жизнь моя разделилась на «до» и «после». Сначала ушёл отец, боровшийся с раком, и каждый его вздох отозвался болью в сердце. Несколько месяцев спустя умерла моя младшая сестра — тот же недуг, безысходная мука. А затем случилось то, чего я не ждала: у мамы началась деменция. Она перестала узнавать родных, путала день с ночью, терялась даже в своей комнате. Из взрослого человека превратилась в беспомощного ребёнка. А мой муж… не выдержал. Ушёл. Сказал, что устал жить с тенью женщины, которую когда-то любил. Ушёл к молодой, свободной, беспечной. Осталась я — с больной матерью и дочерью от первого брака, которая меня ненавидела.
Она так и не простила мне второй брак. На момент женитьбы ей было одиннадцать, и, как оказалось, все эти годы она копила обиду. Мы стали чужими. Надеяться было не на кого. Друзья отстранились, знакомые перестали звонить. Я боролась за жизнь. Сходила с ума от боли и усталости, но сломаться себе не позволяла. Лишь регулярные встречи с психологом помогали остаться на плаву. Мама была словно младенец — я кормила с ложечки, меняла подгузники, купала и пела колыбельные, когда она плакала ночами. Мы прошли через всё: инсульты, перелом бедра, тяжёлую операцию. Шесть лет жили на грани.
А потом её не стало.
Казалось бы, можно вздохнуть с облегчением. Но нет. Вместо него — пустота. А с дочерью — только боль. Постоянные упрёки, претензии, обвинения: я мало помогала деньгами, она не могла позволить себе отпуск, потому что не нашла «нормальную работу», и во всём, конечно, виновата я. Виновата в том, что отчим ушёл. Виновата, что не поддержала, когда ей было трудно. Виновата, что родила не вовремя и не от того человека.
Я оформила на неё квартиру родителей. Сколько слёз и бессонных ночей это стоило — знает только мой психолог. Потом и у меня обнаружили рак. Ужасный диагноз. Химиотерапия. Операция. И скандалы. Дочь переехала ко мне на время — не из жалости, а потому что не было ясно, выживу ли я. Молчаливая, злая, равнодушная. Присутствовала телом, но не душой.
С тех пор прошло шесть лет. Моё здоровье, слава Богу, стабилизировалось. Я снова работаю, тихо радуюсь мелочам, постепенно возвращаюсь к себе. Дочь вышла замуж, родила прекрасного малыша. Живут отдельно. Мы общаемся, но всё время чувствую, как хрупка эта связь. Стоит лишь сделать неверный шаг — и этот мост обрушится.
Я живу. Но как будто не до конца. Ведь внутри — одиночество. Вечером я прихожу домой, и тишина словно давит на уши. Во время пандемии это ощущение стало невыносимым. Подруги — кто уехал, кто растворился в семье. Никто не звонит. Некому рассказать, что мне приснилось. Некому пожаловаться на боль в ноге. Никто не спросит: «А ты поела сегодня, Наташа?»
Я вспоминаю, как когда-то была нужной. Как готовила ужины, гладила школьную форму, вязала носки, бегала по больницам, собирала документы, ночами сидела у кровати больной мамы. А сейчас — тишина. Никто не ждёт. Нигде не ждут. И это пугает. Так пугает, что иногда я просыпаюсь в холодном поту — с мыслями, что однажды упаду в ванной, и никто не узнает. Что однажды просто исчезну, и мир не заметит.
Я боюсь будущего. Боюсь стать той старушкой с потухшим взглядом, которая сидит у подъезда, чтобы просто услышать чей-то голос. Мне не нужна жалость. Я не ищу сочувствия. Я просто хочу быть кому-то важной. Хоть немного.
Спасибо, если дочитали до конца. Это значит, что я сегодня была услышана. А значит, я всё ещё не совсем одна.
