Изредка мне кажется, что моя жизнь напоминает протяжённый фильм без финального аккорда. Мне 62 года. Я сижу у окна в своей малогабаритной квартире на окраине Москвы, смотрю, как по улице проезжают машины, и размышляю о том, как всё быстро пролетело. Всё ушло. Осталась только я — с тревожными мыслями и страхами перед завтрашним днём.
Четырнадцать лет назад моя жизнь развалилась на «до» и «после». Сперва умер отец — он боролся с раком, и каждый его вдох был словно удар по моему сердцу. Через несколько месяцев я потеряла младшую сестру — та же болезнь, такой же мучительный ад. А потом произошло то, чего я никак не ожидала: у матери внезапно началась деменция. Она перестала узнавать знакомые лица, путала день с ночью, терялась в собственной квартире. Из взрослого человека она превратилась в беспомощного ребёнка. А мой муж… Он не справился. Ушёл. Сказал, что устал жить с тенью женщины, которую когда-то любил. Ушёл к молодой, свободной, беззаботной. Я осталась одна — с больной матерью и дочерью от первого брака, которая питала ко мне ненависть.
Она так и не простила мне второй брак. Когда я снова вышла замуж, ей было всего одиннадцать, и, как выяснилось, она копила обиду все эти годы. Мы стали чужими. Мне неоткуда было ждать помощи. Друзья отдалились, знакомые перестали звонить. Я выживала. Сходила с ума от боли и усталости, но не позволила себе сломаться. Только регулярные встречи с психологом помогали мне удержаться. Мать была как новорождённая — я её кормила с ложечки, сменивала подгузники, купала, пела колыбельные, когда она плакала по ночам. Мы прошли через всё: инсульты, перелом шейки бедра, сложную операцию. Шесть лет я жила на грани.
А потом её не стало.
Казалось бы, свобода. Но нет. Вместо облегчения — пустота. А с дочерью между нами только боль. Постоянные упрёки и обвинения: что я мало помогаю финансово, что она не может позволить себе отдых, потому что не нашла «нормальной работы», и во всех бедах, конечно же, виновата я. Виновата, что отчим ушёл. Виновата, что не поддержала, когда ей было трудно. Виновата, что родила не в то время, не от того человека.
Я переписала на неё квартиру родителей. Сколько слёз, нервов и бессонных ночей мне это стоило — знает только мой психолог. Потом и у меня обнаружили рак. Ужасный диагноз. Химиотерапия. Операция. И постоянные пререкания. Дочь переехала ко мне на время — не из сострадания, а потому что не было ясно, выживу ли я. Молчаливая, злая, равнодушная. Она была рядом физически, но не душой.
С тех пор прошло шесть лет. Моё здоровье, слава Богу, стабилизировалось. Я вновь работаю, радуюсь мелочам, постепенно возвращаюсь к себе. Дочь вышла замуж, родила прекрасного сыночка. Живут отдельно. Мы общаемся, но я всё время чувствую, как шатка эта связь. Стоит только сделать неверный шаг — и мост рухнет.
Я живу. Но как будто не до конца. Потому что внутри — одиночество. По вечерам прихожу домой, и тишина давит на уши. Во время пандемии это ощущение стало невыносимым. Подруги — одни уехали, другие утонули в семейных хлопотах. Никто не звонит. Некому рассказать о своих снах. Некому пожаловаться на боль в ноге. Никто не спросит: «А ты покушала сегодня, Лена?»
Я вспоминаю, как когда-то была нужной. Как готовила ужины, гладила школьную форму, вязала носки, обивала пороги больниц, оформляла документы, ночами сидела у постели больной матери. А сейчас — тишина. Никто не ждёт. Нигде не ждут. И это страшит. Страшит так, что иногда просыпаюсь в холодном поту — с мыслями, что однажды упаду в ванной, и никто не узнает. Что однажды просто исчезну, и мир не заметит.
Я боюсь будущего. Боюсь стать той самой старушкой с потухшим взглядом, которая сидит у подъезда, чтобы просто услышать чей-то голос. Я не хочу жалости. Я не ищу сочувствия. Я просто хочу быть кому-то важной. Хоть немного.
Спасибо, если дочитали. Это значит, что я сегодня была услышана. А значит, не совсем одна.
