Как сказать мужу, что я тайком отправила его мать в пансионат — и не испытываю угрызений совести
Казалось, брак — это счастье. Но уже через год после свадьбы я оказалась перед выбором: либо мой рассудок, либо семейное благополучие. Меня зовут Алевтина, мне тридцать лет, и всегда я считала себя терпеливой. Но у всего есть предел. Теперь я стою на грани.
Когда я познакомилась с Димой, он казался мне идеалом. Добрый, чуткий, с искромётным юмором. Никогда не ныл, не жаловался, всегда улыбался. Мы встречались год, он жил то в съёмных квартирах, то в гостиницах. Я думала — просто скрывает бардак. Как же я заблуждалась…
Свадьбу сыграли скромную — только роспись в загсе. Дима говорил, что не любит помпезности, да и мне это было не нужно. Деньги пригодились бы на жильё. После церемонии мы отправились туда, где, по его словам, «начнётся наша совместная жизнь». И вот тогда-то мой семейный триллер и стартовал. В квартире нас ждала не романтика… а Галина Степановна, его мать. И это оказалось только началом.
Это женщина — его мать — ворвалась в нашу жизнь, как призрак из забытого прошлого. Ей за семьдесят, но энергии хоть отбавляй: шустрая, бойкая и, если честно, коварная. Она носится по дому, словно электровеник, но стоит попросить её о чём-то — хватается за сердце, стонет и падает на диван с видом мученицы. Она виртуозно превращает любое слово в манипуляцию.
Я пробовала говорить с Димой. Может, снимем квартиру для неё отдельно? Он лишь качал головой: «Ты чего? Мама одна не сможет. Она же старая, ей страшно». А мне? А нам? Когда в спальне висит портрет её деда, словно икона, а за стеной в шесть утра орет «Полечку» на всю громкость?
Я терпела. Честно. Два месяца я убирала за ней чашки, сносила, как она копается в моём гардеробе, как критикует мои платья, суп и даже… нашу с мужем близость. Однажды, вернувшись с работы, я услышала:
«Что ты такая бледная? Дима, наверное, ленится, да?»
У меня отнялся язык.
А потом я случайно наткнулась на передачу про современные дома престарелых. Пансионаты — светлые, с врачами, вкусной едой и кружками по интересам. Там старики не доживают, а живут: поют, играют в шахманы, смеются. Я позвонила, узнала цены — и обомлела. Месяц в таком месте стоит как аренда «однушки» в Питере. И тогда созрел план.
Я не сказала мужу. Просто оформила всё. Свекровь упиралась, но, увидев зелёные аллеи, бабушек в нарядных платочках и вечерние концерты, сдалась. Она даже расцвела — будто помолодела на десять лет.
Теперь я сижу в пустой квартире и не знаю, как сказать Диме, что его мать уже неделю живёт в пансионате, где её опекают, кормят и развлекают — а не я одна, мечтающая сбежать на крышу.
Страшно. Но и легко. Ведь теперь я могу спать, ходить в халате, слушать свою музыку без упрёков, что это «бесовские песни». Я снова дышу. Жизнь вернулась.
Сегодня вечером я всё ему расскажу. Потому что дальше — только хуже. Либо он поймёт… либо я пойму, что ошиблась не только в его матери, но и в нём.
