— Ну и где они? — Анастасия беспокойно осмотрела кухню, затем гостиную. Пусто. В доме стояла непривычная, давящая тишина.
С утра всё шло наперекосяк. Мать — властная, несгибаемая, с испепеляющим взглядом и бесконечными придирками. Муж — угрюмый, раздражённый, будто глухой ко всему. Пожить с матерью они согласились «на пару дней». Прошло две недели. Теперь вот уже месяц.
— Мам! Иван! — громко крикнула она. Тишина. Сердце сжалось.
Накинув пальто, Анастасия направилась в сарай. Там обычно скрывался её муж — латал старые стулья, спасаясь от быта. Дверь была приоткрыта, оттуда доносились голоса.
— Если отшлифуешь как следует, лак ляжет без разводов, — говорила мать. В её голосе звучала редкая теплота.
— Я обычно первый слой разбавляю скипидаром, — откликнулся Иван. — Так дерево лучше пропитывается.
Анастасия замерла на пороге, боясь спугнуть хрупкое перемирие. Перед ней стояло невероятное: её вечно враждующие мать и муж сидели за столом и вместе чинили старую рамку от иконы. У матери на коленях лежал заляпанный фартук, у Ивана в руках — кисть и наждак.
— Вот это номер, — прошептала Анастасия и осторожно присела на сундук, наблюдая.
Месяц назад она настояла: мать переедет к ним. В доме престарелых, где та жила после смерти отца, началась эпидемия. Обещали временно расселить. Но мать категорично заявила: «Лучше к дочери. И помогу, и лишней не буду».
Иван был против. Он никогда не скрывал: тёща для него — как кость в горле. Слишком разные. Она — железная, неуступчивая, с принципами, высеченными в граните. Он — терпеливый, но злопамятный.
С первого дня началась война: то ложки не там лежат, то рубашка не так висит, то дверью хлопнул — как медведь. По вечерам Анастасия выслушивала их немые претензии. Двое волевых, упрямых, привыкших командовать — под одной крышей.
Она боялась: семья не выстоит.
Но сейчас — они сидели бок о бок. Оказалось, мать в молодости работала на фабрике резных рам. А Иван — краснодеревщик, годами мечтавший о наставнике.
— У вас глаз-алмаз, — сказал он. — Такой точности редко встретишь.
— А ты с руками, — ответила мать. — Чувствуешь материал.
Потом вместе ставили самовар, достали из погреба банку малинового варенья, и Анастасия не выдержала:
— Вам подменили мою мать?
Мать фыркнула:
— Проще, когда есть общий интерес. Я-то думала, он бестолочь. А он, гляди, какой мастер!
Иван рассмеялся:
— А я считал, вы меня на дух не переносите.
— Не переношу лень. А ты, выходит, не лентяй.
Анастасия молча смотрела на них. Потом улыбнулась.
Поздно ночью, уже в постели, Иван прошептал:
— Спасибо, что мать у нас такая. Не думал, что сойдёмся.
А утром мать объявила:
— Решила. В дом престарелых не вернусь. Останусь тут. Помогу вам мастерскую открыть.
Анастасия не спорила. Когда двое, едва выносивших друг друга, начинают понимать и уважать — это не беда. Это счастье.
И, возможно, в этом доме снова будет покой. Даже уют.
