Дети моего супруга ненавидят меня всей душой. Так было всегда, и, видимо, так продолжится. Но судьба распорядилась иначе: муж, увидев их жестокость, встал на мою защиту и преподал урок, перевернувший всё вверх дном. Этот урок заставил их сникнуть, извиниться и, наконец, предложить мир.
Мой муж, Алексей Смирнов, — отец троих взрослых детей, каждому за двадцать. Когда мы встретились в тихом посёлке под Сочи, он был тенью прежнего себя — прошло лишь два года после смерти супруги. Став отцом слишком рано, он остался вдовцом, один на один с горем и детьми. Мы познакомились случайно, и через год он решил представить меня семье. С первого взгляда стало ясно: меня здесь не ждали. Чужая, незваная — так я чувствовала себя в их мире.
Мне 57, Алексею — 47. Разница в десять лет стала для его детей камнем преткновения. Мы знали друг друга девять лет, четыре из которых — в помолвке. Всё это время я пыталась найти с ними общий язык, но каждый шаг встречали ледяным молчанием. Переехала к Алексею лишь после того, как дети разъехались. Но редкие встречи превращались в пытку — они то и дело вспоминали мать, бросали колкие фразы, давая понять: я — похитительница, укравшая их отца. Я твердила, что не претендую на её место, но слова терялись в пустоте.
Когда Алексей сделал предложение, их ненависть усилилась. Шёпот за спиной, ядовитые шутки — но я молчала, не желая ссор. Знаю, сколько боли пережила эта семья, особенно Алексей, растивший их один, разрываясь между работой и домом. Он трудился как вол, брал подряды, чтобы дети ни в чём не нуждались — даже повзрослев, они жили на его деньги. Он пытался заполнить пустоту, оставленную матерью.
Неделю назад мы поженились. Свадьба была скромной, в загсе. Дети не пришли — сослались на «важные дела». Мы не расстроились: церемония — для нас, а не для них. Сэкономленные рубли вложили в мечту — медовый месяц в Сочи. Наш рай: лазурное море, песчаный пляж, роскошная вилла, где мы наконец дышали свободно.
Но через день рай рухнул. Все трое — Дмитрий, Татьяна и Светлана — явились на порог. «Пап, мы так скучали!» — запели они слащаво. Потом Светлана, наклонившись, прошипела: «Думала, сбежишь от нас?» Я онемела, но промолчала. Показали им виллу, заказали ужин, Алексей налил вина — старались быть вежливыми. Но их план был грязнее.
Дмитрий, глядя в глаза, бросил: «Ты, старая карга! Всё веришь в сказки? Эта вилла не для тебя. Мы забираем её, а вы — вон в ту халупу!» Руки задрожали, но я сдержалась: «Не губите наше счастье с отцом». Татьяна скривила губы: «Счастье? Ты его не заслужила! Ни папу, ни виллу! Убирайся!»
Звон разбитого бокала оглушил зал. Алексей стоял в дверях, багровый, сжимая кулаки. «ВЫ СОВСЕМ ОБНАГЛЕЛИ?!» — рёк его голос. Дети остолбенели. «Я отдал вам всё! Работал до седьмого пота, а вы? Травите мою жену в медовый месяц?!» — он шагнул вперёд, глаза полыхали.
Они залепетали, но он перебил: «Хватит! Думал, слепой? Вижу, как вы её гнобите!» Вытащил телефон, вызвал охрану. «Уведите их. Они здесь не гости», — бросил ледяно. Дети кричали, но их увели — лица белые от стыда. «Больше не смейте касаться меня или жены. Запомните!» — крикнул вдогонку.
Тотчас Алексей позвонил в банк, заблокировал их счета. Годы они купались в роскоши за его счёт, теперь остались с нулём. «Пора взрослеть. За всё платят», — сказал он.
Следующие месяцы стали испытанием. Без папиных денег пришлось искать работу, считать копейки. Но время лечит — они начали понимать ошибки. Однажды вечером раздался звонок. Все трое, дрожа, сказали: «Пап, прости. Мы одумались. Можно начать заново?» Алексей взглянул на меня — в его глазах блестели слёзы. «Можно», — выдохнул он. «Всегда можно».
Так, шаг за шагом, они вернулись. Решимость Алексея спасла наш медовый месяц и выжгла спесь в детях. Путь был тернист, но он связал нас крепче, как ни странно. Теперь в их глазах вижу не злобу, а робкую надежду — и это дороже всех слёз.
