Капля воды падала с смесителя прямо на застывший жареный картофель — тик-тик-тик.
Арина замерла у раковины, сжимая губку. Вчерашняя сковородка смотрела на нее укоризненно, покрытая жирными разводами и крошками хлеба. Рядом стояла тарелка с размазанным маслом, кружка с коричневым ободком от чая, нож, липкий от варенья.
Денис уже уехал на работу в своей потрёпанной «Ладе», оставив после завтрака привычный хаос. Все это терпеливо ждало её рук, как и каждое утро последние три года.
«Опять», — подумала Арина и автоматически открыла кран. Горячая вода зашипела, поднимая пену в раковине. Она намылила губку и начала оттирать пригоревший жир.
Три месяца назад она впервые попросила Дениса помочь с posудой. Он тогда удивлённо поднял брови, будто она предложила ему расписать купол Спаса-на-Крови или выучить арабский.
— Ариш, да это же ерунда, — отмахнулся он, не отрываясь от телевизора, где шёл хоккей. — Пять минут — и готово.
Пять минут. Каждое утро. Каждый вечер. Арина скребла сковородку, мысленно считая: за год эти «пять минут» превращались в неделю, проведённую у раковины.
Грязь не поддавалась сразу. Жареный картофель въелся в тефлон, оставив рыжие пятна. Она терла и вспоминала вчерашний вечер: как Денис развалился на диване с телефоном, листая ленту, пока она одна разгребала последствия их ужина.
— Денис, — осторожно позвала она, стараясь не звучать как пила, — может, хотя бы свою тарелку сам помоешь?
Он даже не поднял глаз.
— Сейчас… — пробежало автоматом. — Ты же видишь, какой у меня день выдался.
День. У него всегда был «какой-то» день. Проекты, клиенты, начальство… А у неё что — курорт? Она тоже работала — в складской бухгалтерии, может, и не за московские деньги, но восемь часов в день, как все.
Арина поставила чистую сковородку на сушку и взялась за кружку. Чифирная гуща размокла, превратившись в чёрную жирную грязь.
Дело было не в минутах. Дело в том, что для Дениса грязная посуда исчезала сама, а чистая появлялась по щелчку. Как бельё в шкафу становилось свежим без глажки. Как полы чистыми — без швабры.
В его мире быт просто был. Как свет в люстре.
— Помоги мне, — сказала она через неделю, когда он оставил в раковине кастрюлю от щей — трёхлитровую, с присохшей капу́стой по краям.
Он оторвался от ноутбука.
— Да что такого? У меня горит дедлай н, а ты из-за какой-то кастрюли…
Она не стала спорить. Просто в ту же ночь, слушая его храп, подумала: «А что, если я перестану?»
Утром заварила себе чай, поджарила бутерброд — и ушла, оставив свою грязную тарелку.
К вечеру чашек стало две. Потом три. Потом целая стопка.
Денис копался в шкафу, доставая давно забытые тарелки. На третий день нашёл детскую — с мишками.
На пятый — начал ополаскивать свою посуду под краном и ставить обратно.
На седьмой день кухня превратилась в бардак. Раковина переполнилась, посуды не хватало, в воздухе витал запах прокисшего супа. По стена с рыскали мухи.
Денис ходил осторожно, как по минному полю.
— Арина! — рявкнул он, врываясь с работы. — Что за безобразие?!
Он застыл на пороге, разглядывая хаос.
— Ты что, боле ешь?
— Нет, — ответила она спокойно. — Просто живу.
— Как жить можно в таком свинарнике?!
— Ты же говорил — «пять минут». Пустяки.
Он молчал. Потом медленно осмотрел кухню — по-настоящему.
— Блин… — выдохнул он. — Я… я совсем дебил.
Он закатал рукава и подошёл к раковине.
— Ладно, давай разгребать.
Они мыли посуду молча, пока у обоих не заныли спины.
— Если я забуду — напомни, — сказал он потом. — Только без таких… перфомансов.
— Договорились.
