Когда я вышла замуж за Дмитрия, думала, что все сложности остались позади: святки, переезд, привыкание к общему быту. Но я и не подозревала, что главным испытанием в браке окажется не совместная жизнь, не счета за коммуналку и даже не разница в характерах, а его мать — Галина Петровна. Дама, свято уверенная, что она — единственная женщина в судьбе своего сына.
Сначала ее визиты казались безобидными: забежать «на пять минут» в нашу квартиру в Перми, принести щей, передать домашние пирожки, пожаловаться на бессонницу. Но «пять минут» волшебным образом превращались в часы, а ее походы к нам участились до ежедневного ритуала. Я слышала звонок в дверь — и сердце сжималось: всё, Галина Петровна явилась контролировать, как я живу.
Она не оскорбляла меня в лоб. Наоборот — осыпала комплиментами, но с такой слащавой frankensteinовской настойчивостью, что хотелось зарыться в землю. «Ах, Настенька у нас такая хозяйка! Прямо золото, а не невестка!» — восклицала она при каждом удобном случае, особенно если вокруг нас были гости. И тут же добавляла: «Ну, впрочем, мой рассольник всё же повкуснее… но ничего, научится!»
Но хучче всего было то, что она появлялась без предупреждения. Проснется утрам, сядет на маршрутку, проедет пол-Перми — и вот уже стучится в нашу дверь. Часто, надо сказать, в самые неудобные моменты. Тогда начинался спектакль. То вдруг хваталась за сердце, жалуясь, что я забыла ей налить чаю. То с ходу принималась критиковать, почему у нас в ванной полотенца «не тех рас settleардских тонов». И всё это — на глазах у моих подруг или родителей.
Но кульминация наступила, когда я однажды вернулась с работы, а она, с невозмутимым видом, выложила на кровать все мои сокровенные вещи и принялась демонстрировать, как их «нужно стирать правильно». Мне стало так стыдно, что я готова была провалиться в тартарары. Но промолчала — Дима категорически запрещал мне спорить с матерью, утверждая, что она «просто любит по-своему».
— Она же заботится! — твердил он. — Мама тебя хвалит! Тебе ли обижаться?
— Хвалит?! Ты слышишь только то, что хочешь. Ты не видишь, как она себя ведет, когда тебя нет рядом.
Мы с Димой прожили вместе всего год, но за это время я почувствовала себя так, будто мне прибавилось лет десять. Скандалы, нервы, вечная усталость. Я любила мужа, поэтому даже мыслей о разводе не допускала. Но терпеть дальше было невозможно.
И вдруг случилось чудо: Галина Петровна влюбилась. В свои шестьдесят она познакомилась с одиноким пенсионером, и её визиты к нам резко прекратились. Мне было неловко даже перед собой, но я ликовала от этой передышки. Увы, ненадолго.
Вскоре она объявила, что выходит замуж. Чувства мои были противоречивы: с одной стороны — облегчение, с другой — обида, что она так легко устраивает свою личную жизнь, а я до сих пор не сплю спокойно в собственной квартире. И тогда меня осенило: раз она так любила являться без предупреждения, почему бы не ответить ей тем же?
И вот настал день, когда у неё дома был её новоиспечённый жених. Я позвонила в дверь. Галина Петровна открыла, и не успела она опомниться, как я уже вовсю разгуливалась по её квартире, будто у себя дома.
— Ой, как у вас уютно, Галина Петровна! А шторы-то какие чудные! Надо бы и мне такие. И чем это у вас так блестит паркет? Наверное, каким же волшебным средством? — сыпала я слащавыми комплиментами, проходя из комнаты в комнату.
Я вела себя точь-в-точь, как она у нас: без стука зашла в спальню, поинтересовалась, что готовится на ужин, поправила занавески. И, конечно же, в присутствии её жениха заявила:
— А я к вам теперь буду часто заглядывать! Вы же никогда не зовёте, а я так вас обожаю!
Я видела, как у неё дрогнула щека, а глаза наполнились немым бешенством. Жених смотрел на меня с недоумением, но я продолжала свой спектакль. Просидела у неё до позднего вечера, ничуть не смущаясь. Ушла, как королева, оставив за собой атмосферу легкого хаоса.
С тех пор Галина Петровна больше ни разу не появилась у нас без звонка. Дима был в шоке, когда мать стала отказываться от визитов даже по его просьбе. А я только разводила руками:
— Может, устала? Или наконец осознала, что у нас своя жизнь.
Иногда, чтобы тебя услышали, нужно просто дать человеку отведать его же собственное божество. И тогда, возможно, он поймет, как оно горько на вкус.