Когда я вышла замуж за Дмитрия, думала, самые сложные испытания уже позади — свадьба, переезд в Нижний Новгород, привыкание к совместной жизни. Но оказалось, главное испытание — его мать, Галина Петровна. Женщина, убеждённая, что её сын и после женитьбы остаётся исключительно её собственностью.
Сначала её визиты казались безобидными: забегала «на пять минут» — принести пирожков, рассказать, как у соседки Людмилы болит спина, поинтересоваться, почему у нас в холодильнике такой беспорядок. Но эти «пять минут» растягивались до вечера, а её приходы стали ежедневными. Я слышала звонок — и сердце сжималось: опять она.
Она не ругала меня в лоб. Напротив, осыпала меня «комплиментами», от которых хотелось сквозь землю провалиться.
— Ой, Наташенька, какой у тебя чудесный борщ! — возвещала она при гостях. — Правда, мой был покислее… но ничего, ты ещё научишься!
Но хуже всего было то, что она являлась без предупреждения. Проснётся утром, сядет на трамвай и — пожалуйста — уже стоит на пороге. Особенно «любила» приходить, когда у нас были друзья. И тут начиналось представление: то вдруг схватится за голову — «ах, какой сквозняк!», то начнёт возмущаться, почему у нас в гостиной ковёр не того оттенка. Всё это — на глазах у гостей.
Но кульминацией стал день, когда я вернулась с работы, а она, сидя на диване, с важным видом демонстрировала, как «правильно гладить мужские рубашки». И всё это — с моими вещами в руках. Мне стало так стыдно, будто я перед всем подъездом разделась. Но промолчала — Дмитрий запрещал перечить матери, твердя, что она «просто заботится».
— Она же желает нам добра! — говорил он. — Ты что, не видишь, как она к тебе относится?
— Вижу. Но только когда тебя нет рядом.
Мы прожили с Димой всего год, а я уже чувствовала себя выжатой, как тряпка. Развод даже в мыслях не допускала — любила мужа. Но терпеть больше не могла.
И вдруг — чудо: Галина Петровна влюбилась. В свои шестьдесят пять познакомилась с пенсионером-железнодорожником и внезапно исчезла из нашей жизни. Стыдно признаться, но я вздохнула с облегчением. Однако ненадолго.
Вскоре она объявила, что выходит замуж. Чувства были противоречивые: радость за неё и горечь, что теперь-то уж она точно будет счастлива, а я так и останусь заложницей её капризов. И тогда мне в голову пришла идея — если она так любит врываться без спроса, пусть попробует свою же тактику на себе.
Когда у них был «романтический вечер», я явилась к ней без предупреждения. Открыв дверь, она даже не успела пикнуть, как я уже расхаживала по её квартире, будто хозяйка.
— Ой, Галина Петровна, какой у вас уют! — щебетала я, заглядывая в шкафы. — А коврик в прихожей — просто прелесть! Где брали? Ах, этот запах жареной картошки… Вы прямо как в ресторане готовите!
Я делала ровно то, что делала она: без стука заходила в спальню, проверяла плиту, комментировала каждую мелочь. И перед её женихом невинно поинтересовалась:
— А почему вы меня так редко зовёте? Я бы к вам хоть каждый день приходила — такая у вас благодать!
Её глаз дёргался, а пальцы сжимали край фартука. Жених смотрел на меня, как на сумасшедшую, но я лишь сладко улыбалась. Просидела у неё до позднего вечера, ушла с чувством выполненного долга.
С тех пор Галина Петровна больше не переступала наш порог без звонка. Дима недоумевал, почему мать вдруг перестала навещать его, даже когда он звал. Я лишь пожимала плечами:
— Может, наконец поняла, что у нас своя жизнь.
Иногда человек осознаёт свою ошибку, только когда сам оказывается на месте другого. И вкус собственной ложки бывает горьковат.
