Когда я разрешила свекрови хранить ключи от нашей квартиры, я и подумать не могла, чем это обернётся. Мы с Димой только расписались, душа пела от счастья, и казалось — теперь всё будет по-людски, по-родственному, без подвохов.
— Пусть у мамы будет запасной ключ, — убеждал меня супруг. — На всякий пожарный. Цветы полить, если в отпуск уедем, или кота покормить…
Я согласилась. Хотела показать, что я не из тех стервозных невесток, которые с порога начинают делить территорию. Хотела быть лёгкой, современной, без предрассудков.
Первое время всё шло как по маслу. Свекровь заходила редко, всегда звонила заранее, приносила банки с огурцами, пироги с капустой и фирменные сырники. Улыбалась, спрашивала: «Девочка, помочь тебе чем?». Я терпела, думая: «Пусть заботится, раз ей так важно». И улыбалась в ответ — искренне, от души.
Но постепенно её визиты стали напоминать рейды спецназа — внезапные и неотвратимые. Звонок исчез первым. Потом я стала просыпаться от грохота сковородок — а она уже вовсю хозяйничала на кухне, словно у себя дома. Как-то раз я вышла из спальни, ещё сонная, а она сидела на моём диване с чаем и довольным лицом.
— Принесла тебе пирог с яблоками, — радостно объявила она. — Сейчас отрежу кусочек!
Я молчала. Опять. Потому что «она же мама», «она ведь от добра», «ну как ей отказать?». Пробовала намекнуть Диме:
— Может, как-то объяснить маме, что неудобно?..
А он лишь отмахивался:
— Да ладно тебе, она же не со зла. У неё сердце широкое…
А мне становилось тесно. Она переставляла мои банки в шкафах, выбрасывала «просроченные» специи (хотя срок ещё не вышел), притащила свои полотенца — «мне так привычнее». Потом появились её зубная щётка, крем для рук и даже тапочки. Как будто мы теперь живём коммуной.
Я чувствовала, что исчезаю. Наше гнёздышко, которое должно было стать местом для нас двоих, превращалось в её филиал. А я — в постояльца, который стесняется лишний раз кашлянуть. А Дима всё твердил: «Ну как маму обидеть?..»
Последней каплей стала суббота. Я проснулась, заварила кофе, села у окна и подумала: «Наконец-то тишина». Только поднесла кружку к губам — щёлк замка. И вот она, бодрая, как будто так и надо.
— Привет, солнышко! — весело крикнула свекровь, пронося мимо меня пакет. — Принесла тебе пирожков, сейчас разогрею!
Но пирожков я больше не хотела. Не хотела её заботы, её «солнышек», её внезапных вторжений. Хотела просто решать сама, кто и когда может переступить порог моего дома.
Вечером я набралась храбрости и позвонила:
— Людмила Степановна… отдайте, пожалуйста, ключ. Мне это очень важно.
В трубке повисло молчание. Потом шёпот:
— Я думала, мы родные…
Но я впервые не стала оправдываться.
На следующий день она вернула ключи. Смотрела на меня с обидой, будто я выгнала её из рая. Но я выдержала этот взгляд. Потому что граница наконец была проведена.
Теперь, когда я захожу с работы, я знаю — дома нет никого, кроме моего кота Барсика. Мои чашки стоят на своих местах, мои духи пахнут в прихожей, а музыка играет ровно так громко, как хочу я.
Да, было непросто. Но я поняла: родственники — не повод отказываться от личного пространства. Теперь я снова чувствую себя хозяйкой. И оно того стоит.
