Всё началось в тот вечер, как в дурном сне. Наша хрущёвка в Нижнем Новгороде будто замерла, пока я, Анастасия, мыла посуду после ужина. Муж Дмитрий тупо смотрел телевизор, а сын Артём корпел над учебниками. Обычный вечер, но он стал последней каплей. Разговор о поездке к бабушке в деревню обернулся адом. Мой брак, полный криков и пустоты, рухнул, но странным образом жизнь подкинула мне билет в новую реальность. Теперь я стою на пороге чего-то незнакомого, и сердце колотится, будто пытаясь вырваться из клетки.
Я зашла в комнату, нервно перебирая складки домашнего халата. Дмитрий, как всегда, развалился на диване, уставившись в мерцающий экран.
— Дима, мама звонила, — прошептала я. — У деда обострился радикулит, нужно ехать, помочь по огороду…
Он вскочил, швырнув пульт так, что батарейки покатились по полу. Лицо его стало багровым, как у пьяного мужика в троллейбусе.
— Да пошли они со своим картофелем! — взревел он. — Через неделю едем к моей тётке в Питер, и точка!
— Я не могу их бросить, — тихо сказала я. — Поеду одна, а потом к твоей родне.
Он захрипел от злости, словно чайник на плите. Я развернулась и ушла, но внутри всё переворачивалось. А утром случилось то, что изменило всё.
Когда-то давно, глупая и влюблённая, я встретила Дмитрия в студенческом общежитии. Я — будущая учительница, он — металлург. Его вспыльчивость казалась мне страстью, а я, дура, верила, что смогу его переделать. Подруги качали головами: «Настя, да он же как медведь в берлоге!» Но я не слушала. После свадьбы мы переехали в Нижний, родился Артём, и первые годы были сносными. Но с каждым годом Дмитрий становился злее.
Я преподавала в начальной школе, дети обожали свою Анастасию Сергеевну. А Дмитрий, мастер на заводе, вечно ныл: «Меня там не уважают, Насть!» Я пыталась его утешить, но он бросал: «Иди к своим соплякам, там тебя ценят!» Слова резали, но я молчала, чтобы не разбудить зверя.
Потом его уволили. Нашёл новую работу — через полгода снова увольнение. Дома он орал, что я его не понимаю, что жизнь несправедлива. Я терпела ради Артёма, не хотела, чтобы сын рос без отца. Но любовь давно испарилась, и я поняла, что приняла страсть за настоящее чувство. Дмитрий любил только себя.
Артём вырос, и однажды после ссоры сказал: «Мама, хватит это терпеть». Я удивилась, что он всё видит. «Сынок, я не хотела, чтобы ты рос без отца», — ответила я. А он сказал: «Да какая разница? Он же меня не замечает». Эти слова прожгли меня насквозь.
Тот вечер начался с разговора о поездке. Дмитрий взорвался, словно бомба замедленного действия. Утром, пока я собирала вещи, он ворвался в комнату, орал, швырял вещи. Я плакала, но собрала сумку, вызвала такси и уехала к родителям. Маме я всё рассказала, умоляя не говорить отцу — ему и так плохо.
— Дочка, это конец, — сказала мама, гладя меня по волосам. — Ты заслуживаешь лучше.
Через три месяца мы развелись. Дмитрий звонил, угрожал, но я уехала в Воронеж. Артём остался в общаге, отказавшись видеться с отцом. Я устроилась в школу, сняла комнату в коммуналке и погрузилась в работу. Дети стали моим спасением, их смех лечил душу.
Перед Новым годом, возвращаясь с школы, я увидела, как мужчина поскользнулся и упал у подъезда. Я подбежала, подложила под голову свёрток с тетрадями и вызвала скорую.
— Вы родственница? — спросил фельдшер.
— Нет, просто прохожая, — ответила я.
— Оставьте номер, мало ли.
Второго января раздался звонок. Незнакомый голос сказал:
— С Новым годом, Елена. Это Михаил. Я тот, кому вы помогли. Хочу вас поблагодарить лично.
Я забыла про тот случай — привыкла помогать людям. Но этот звонок был другим.
— Хорошо, — согласилась я.
В палате сидел мужчина лет пятидесяти, с проседью, но живым взглядом. Он смотрел на меня, будто видел ангела.
— Здравствуйте, Михаил. Как себя чувствуете? — спросила я.
— Благодаря вам — жив, — улыбнулся он.
Михаил оказался геологом, приехал в командировку. Пока он лежал в больнице, я навещала его. Мы болтали часами, и постепенно он стал мне ближе. Перед выпиской он неожиданно сказал:
— Настя, поехали со мной. У меня дом в Перми, работа, рядом школа. Артём тоже сможет приехать. Живу с отцом-стариком, ему будет приятно.
Оказалось, он потерял семью в аварии семь лет назад. С тех пор был один. Его слова пробудили во мне что-то забытое. Не жалость — настоящее чувство, которого я не знала даже в юности.
— Пожалуй, я согласна, — ответила я. — Здесь меня уже ничто не держит.
В сорок три года я стою перед новой дверью. Михаил дал мне надежду, а я, кажется, наконец-то смогу разучиться бояться. Моё израненное сердце потихоньку оживает, и я почти верю, что впереди есть свет.
