Мы с Виктором встретились сразу после института. Казалось, сама судьба толкала меня в его объятия. Первая любовь — ослепляющая, безумная, как в романах. Не долго думая, мы сыграли свадьбу в подмосковном доме отдыха. Три дня гуляний, цыганский хор до утра, море гостей. Мама светилась от счастья — её единственная дочь наконец обрела семейное счастье.
На свадьбу она подарила нам квартиру. Бабушкино наследство. Пусть и требовавшее ремонта, но в новостройке у метро. Наше с Виктором гнёздышко. Наша отправная точка.
Но мама на этом не остановилась. Отдала все свои накопленные рубли, чтобы мы сделали евроремонт, купили мебель из Икеи, обустроили быт. Её вклад в наше будущее был неоценим. Я чувствовала себя королевой. Казалось, наш союз скреплён не только любовью, но и этой родительской щедростью.
Но всё рухнуло в одночасье.
На свадьбе отец познакомился с молоденькой бухгалтершей. Влюбился как последний дурак. Через месяц ушёл, оставив маму одну. Потом через суд снял её с регистрации, продал их общую кооперативную квартиру. Мама осталась без копейки. Без крыши над головой.
Она держалась. Улыбалась, поддерживала меня, хотя сама едва стояла на ногах от горя. А потом — инсульт. Её парализовало. С трудом говорила, с трудом двигала рукой. И абсолютно одна.
Другого выбора не было. Забираю маму к себе. В нашей двушке на 65 квадратах — место найдётся. Мама всегда была тихоней, не станет мешать.
Привезла её из больницы. Постелила свежее бельё, поставила графин с водой, заварила травяной сбор. Хотелось, чтобы она почувствовала: теперь всё будет по-другому. Уютно. Надёжно. По-родному.
Но случилось то, чего я никак не ожидала.
Виктор, увидев маму в нашей квартире, холодно бросил:
— Слушай, Оль. Твоя мать тут жить не будет. Пусть снимает себе жильё. Квартиру её продай — хватит на съёмную.
У меня отнялся язык.
— Ты это серьёзно?..
— Я не подписывался на такое. Мне не нужен разваливающийся человек на шее. Твоя мать — твои заморочки.
Он забыл, чьи деньги вложены в эти стены. Забыл, что она отдала нам последнее. Забыл даже простое человеческое «спасибо».
Я не орала. Не закатывала истерик. Просто собрала его вещи в спортивную сумку и выставила за дверь. Без эмоций. Как хирург, удаляющий гниющую ткань. Это был конец. И странно — мне стало легче. Как будто гнойник прорвало.
Потому что мужик, который в трудную минуту отворачивается от твоей боли — не мужик. А если он так запросто вычёркивает человека, который вас вытаскивал — это вообще не человек, а так, ошибка природы.
Теперь мы с мамой вдвоём. Тяжело? Ещё как. Она не ходит, говорит с трудом. Я ухаживаю: кормлю с ложечки, подмываю, вытираю слёзы. Она уже не будет той — звонкой, с блинами и душевными разговорами. Но она моя мать. И я обязана быть рядом — не только в праздники, но и в беде.
Знаете, я даже благодарна судьбе. Что не успела родить. Что Виктор показал себя сейчас, а не когда у нас был бы ребёнок.
Отец испарился. Муж сбежал. Остались только я, мама и тишина, в которой я заново учусь жить. Тяжело. Но спокойно. Потому что я — дочь, которая не струсила.
