Когда рёв двигателя «Мерседеса» окончательно растворился среди деревьев, тишина навалилась на меня, будто тяжёлое одеяло. Я стояла, сжимая потрёпанную сумку, колени дрожали, каждый вдох обжигал лёгкие. Воздух был пропитан запахом сырой земли, мха и гниющих листьев. Птицы замолчали. Казалось, сам лес понял: здесь что-то ужасно не так.
Я больше не кричала. Слёзы, которых не было даже на похоронах, теперь лились сами. Не от горя. От унижения. От осознания, что моя же кровь мой сын выбросил меня, как старый комод.
Опустилась на поваленное дерево, пытаясь собрать мысли. Солнце клонилось к закату, свет пожелтел, тени вытянулись. В тишине слышался только стук сердца. Я знала: останусь здесь умру. Но не собиралась давать ему этого удовольствия.
Достала из сумки фотографию мужа. Его лицо, старинная улыбка смотрела прямо в душу.
Видишь, Иван? прошептала я. Таким он стал. Твоим «хорошим мальчиком».
Слеза упала на снимок. И вдруг во мне что-то щёлкнуло. Не страх овладел мной, а воля. Та самая упрямая, деревенская сила, что всю жизнь меня спасала.
Поднялась. Если он думал, что я тихо сдохну здесь, то плохо меня знал. Я пережила войну, колхозы, девяностые, больницы. Переживу и это.
Шла. Не знаю, сколько. Лес сгущался, ветки хрустели под ногами. Сапоги в грязи, сердце колотилось в горле. И вдруг вдали шорох, потом силуэт избушки. Заброшенная охотничья хата. Кривая крыша, окна заколочены, но внутри было сухо. Нашла старый плед. Улеглась на лавку и под улюлюканье совы уснула.
Проснулась на рассвете. Тело ныло, но ум был ясен. Я знала, что делать: вернуться в город. Не из мести. За правдой. Потому что тот, кто способен бросить мать в лесу, уже не человек. И такие должны знать жизнь долгов не прощает.
Бродила часами, пока вдалеке не услышала рёв машин. Вышла на просёлок. Грузовик притормозил. Водитель, усатый мужик лет шестидесяти, уставился на меня:
Батюшки, бабушка, ты как сюда попала?
Домой иду, тихо ответила я. Сынок забыл довезти.
Больше он не спрашивал. Усадил в кабину, отвёз в город. Пошла в милицию. Молодой лейтенант смотрел на меня как на дуру:
Бабуля, вы серьёзно? Сын вас в лесу бросил? Может, вы заблудились?
Достала телефон старую кнопочную «раскладушку». Показала единственный снимок, сделанный в тот момент: чёрный «Мерседес», исчезающий меж деревьев.
По-моему, это не заблуждение, сынок, сказала я.
История разлетелась мгновенно. Газеты пестрели заголовками: «Сын олигарха бросил мать в лесу». Соседи, знакомые, церковные бабки все обсуждали. Фотография Андрея в чёрном костюме с похорон теперь значила другое: холод и позор.
Когда его вызвали в отделение, он был бледен, руки дрожали. Столкнулись в коридоре.
Мать Зачем? Теперь всё кончено. Бизнес, репутация Всё!
Взглянула в его глаза. Не вину там увидела страх.
Мне тоже было конец, сынок, тихо ответила я. Просто я решила жить.
Следствие тянулось месяцами. Он нанял адвокатов, твердил о «недоразумении», что «испугался». Просил прощения, но я знала: не передо мной каялся себя спасал.
Суд признал его виновным. Оставление в опасности, угроза жизни пожилого человека. Полтора года условно, штраф, исправительные работы. По закону мягкий приговор. Но настоящее наказание ждало впереди.
На выходе из зала он остановился на лестнице. Взгляд был пуст.
Ты разрушила мне жизнь, прошипел он.
Нет, сынок, ответила я. Это ты. А я просто вышла из того леса.
Больше я его не видела. Он продал квартиру, уехал за границу. Говорят, где-то в Германии теперь.
А я осталась. В той самой квартире, которую он хотел отнять. Сделала ремонт.
Стены свежевыкрашены, на окнах герань. Каждое утро варю кофе крепкий, с молоком, без сахара. И всегда ставлю две чашки. Одну мужу.
А на подоконнике лежит маленький белый камушек. Тот самый, о который я ушибла колено, упав на лесной тропе. Напоминание. Не о боли о силе.
Потому что старость начинается не тогда, когда тебя выбросили. А когда ты сам поверишь, что жизнь кончена.
Я не поверила.
И поэтому всё ещё живу.
