«Когда же ты уже исчезнешь?» прошептала невестка у моего больничного постели, не подозревая, что я слышу каждое слово, а диктофон фиксирует всё.
Её дыхание было тёплым, ароматом дешёвой кофе. Она полагала, что я без сознания лишь тело, набито препаратами.
Но я не спала. Под лёгким покрывалом каждая нервная цепочка в моём теле напрягалась, будто струна.
Под ладонь, скрытую от чужих глаз, лежал холодный прямоугольный диктор. Кнопку записи я нажала ещё час назад, когда она вошла в палату вместе с моим сыном.
Игорь, она всё равно как овощ, голос Светланы стал громче, она отступила к окну. Врач сказал, динамики нет. Что же мы ждём?
Я услышала, как мой сын тяжело вздохнул. Моего единственного сына.
Светлана, это както неправильно. Она же моя мать.
А я твоя жена! резко ответила она. Хочу жить в обычной квартире, а не в этой кладовке. Твоя мама прожила уже семьдесят лет. Хватит.
Я не шевелилась. Даже дыхание было ровным, имитируя глубокий сон. Слёз не было всё внутри сгорело до серого пепла.
Осталась лишь кристальная, ледяная ясность.
Риелтор говорит, сейчас хорошие цены, не останавливаясь, перешла Светлана на деловой тон. Двушка в центре, с ремонтом
Можем собрать приличную сумму. Купить дом за городом, как мечтали. Новую машину. Игорь, проснись! Это наш шанс!
Он молчал. Его молчание было страшнее её слов. Это было согласие, предательство, обёрнутое в слабость.
А её вещи продолжила Светлана. Половину выкинем. Это хлам, никому не нужен. Сервизы, эти глупости, книги Оставим только антиквариат, если найдём. Зову оценщика.
Я мысленно улыбнулась. Оценщик. Она даже не догадывается, что я успела подготовить за неделю до того, как лёгла.
Все ценные вещи, всё до единого, давно ушли из квартиры. Они находятся в надёжном месте, как и документы.
Хорошо, наконец выдохнул Игорь. Делай, как знаешь. Мне тяжело говорить об этом.
Не говори, дорогой, пробормотала она. Я всё сделаю сама. Тебе не придётся замарать руки.
Она подошла к кровати.
Я ощущала её взгляд оценивающий, холодный. Как будто она смотрела не на живого человека, а на назойливое препятствие, которое вотвот исчезнет.
Я слегка сжала пальцами гладкий корпус диктофона. Это было лишь начало. Они ещё не знают, что их ждёт.
Они вычеркнули меня из своей жизни. Напрасно. Старая гвардия не сдаётся. Она идёт в последний наступ.
Прошла неделя. Неделя капельниц, пресного пюре и моего безмолвного театра. Светлана и Игорь приходили каждый день.
Мой сын садился на стул у двери и уставился в телефон, будто пытался отгородиться от реальности. Он не мог вынести моего неподвижного тела. Или своей преданности.
Светлана же чувствовала себя в палате, как дома. Громко разговаривала по телефону с подругами, планируя будущий дом.
Три спальни, большая гостиная, участок, представляешь? Сделаю ландшафтный дизайн. Что? Свекровь? Ой, она в больнице, дела тяжёлые. Не выживет.
Каждое её слово записывалось. Моя коллекция росла.
Сегодня она перешла черту. Притащила ноутбук, уселась у моей кровати и начала показывать Игорю фото коттеджей.
Смотри, какой! А этот? Настоящий камин! Игорь, ты меня слышишь?
Слушаю, холодно ответил он, не отводя глаз от пола. Просто это странно Здесь, рядом с ней
А где ещё? воскликнула Светлана. Времени ждать нет. Нужно действовать. Я уже позвонила нашему риелтору, он завтра приведёт первых покупателей. Квартиру надо показать в лучшем виде.
Она обернулась ко мне. В её взгляде не было человеческого лишь холодный расчёт.
Кстати о вещах. Вчера заезжала, начала разбирать шкафы. Столько хлама ужас. Твои платья старомодные Всё положила в мешки, отдам в благотворительность.
Мои платья. Те, в которых я защищала диссертацию. Те, в которых отец Игоря сделал мне предложение.
Каждая вещь осколок воспоминания. Выкидывая ткань, она стирала мою жизнь.
Игорь вздрогнул.
Зачем ты трогала? Может, она бы хотела
Что «хотела»? перебила Светлана. Она уже ничего не хочет. Игорь, перестань быть ребёнком. Мы строим наше будущее.
Она встала, подошла к моей тумбочке и без церемоний открыла ящик. Пальцы роились в нём, наталкиваясь на влажные салфетки и упаковку таблеток.
Документы тут нет? Паспорт? Чтото ещё? Для сделки нужно.
Вот и всё. Психологическое давление перешло в прямые действия. Она уже не просто обсуждает, а действует. Ограбление меня живой.
В этот момент в палату заглянула медсестра.
Анна Павловна, время уколов.
Лицо Светланы мгновенно изменилось, появилось печальное, заботливое выражение.
Ой, конечноконечно. Игорёк, пошли, не будем мешать процедуре. Мамочка, придём завтра, пробормотала она, поглаживая мою руку.
Её прикосновение было отвратительным, как ползучий ползень по коже.
Когда они ушли, я не открывала глаза, пока не стихли шаги медсестры в коридоре. Затем медленно, с огромными усилиями, повернула голову. Мышцы болели, но я справилась.
Я вынула диктофон, нажала «стоп» и сохранила файл под номером «семь». Затем нашла под подушкой второй телефонкнопочный, который тайно передал мне мой старый другадвокат.
Я набрала запомненный номер.
Слушаю, ответил спокойный, деловой голос с другой стороны.
Семёну Борисовичу, это я, мой голос прозвучал хрипло, непривычно. Запускайте план. Время пришло.
На следующий день ровно в три часа в моей квартире зазвонил дверной звонок. Светлана открыла его самой, улыбаясь своей лучезарной улыбкой.
На пороге стояла уважаемая пара с риелтором.
Проходите, пожалуйста! щебетала она. Извините, у нас тут небольшая творческая беспорядок. Понимаете, готовимся к переезду.
Она проводила гостей коридором в гостиную, восхваляя «прекрасные виды из окон» и «дружелюбных соседей».
Игорь прижался к стене, стараясь быть как можно менее заметным. Его лицо было серым, как пепел.
Квартира принадлежит моей свекрови, произнесла Светлана с ноткой печали. К сожалению, её состояние тяжёлое, врачи не дают надежды.
Мы с мужем решили, что в специализированном учреждении ей будет лучше под наблюдением. А эти стены слишком много воспоминаний для неё.
Она сделала паузу драматическую, показную. Хотела, чтобы покупатели почувствовали всю глубину ситуации.
В тот же миг дверь снова отворилась, без звонка.
В комнату медленно, бесшумно въехала инвалидная коляска. В ней сидела я.
Не в больничной пижаме, а в строгом тёмносинем шелковом халате. Волосы аккуратно собраны, губы слегка подкрашены. Взгляд был холоден и спокоен.
Позади меня стоял Семён Борисович мой адвокат. Высокий, седой, в элегантном костюме. Он тихо захлопнул за собой дверь.
Светлана замерла. Улыбка стерта, словно ластиком.
Игорь смутился ещё сильнее, глаза метались по комнате в поисках выхода. Покупатели и риелтор смущённо переводили взгляды с меня на Светлану.
Добрый день, мой голос, хоть и тихий, пронзил тишину ясно и чётко. Похоже, вы ошиблись адресом. Эта квартира не продаётся.
Я обратилась к растерянной паре.
Прошу прощения за эту неприятную ситуацию. Моя невестка, видимо, слишком расстроилась изза моего состояния и переборщила.
Светлана словно проснулась.
Мама? Как вы здесь оказались? Вам же нельзя
Я могу всё, что считаю нужным, дорогая, перевела я взгляд, от которого воздух стал холоднее. Особенно когда в моём доме чужие правят без разрешения.
Я вынула из кармана телефон и нажала «воспроизвести». Динамик выдал знакомый шип и тихий голос:
«Когда же ты уже исчезнешь?»
Лицо Светланы побледнело до цвета простыни. Она открыла рот, но звук не вышел. Игорь опустил лицо на руки.
У меня большая коллекция записей, Светлана, сказала я спокойно. О твоих мечтах, о проданных вещах, об оценщике. Думаю, некоторым органам это будет интересно.
В частности, статья о мошенничестве.
Семён Борисович выступил вперёд, держа в руках папку с документами.
Анна Павловна сегодня утром подписала на моё имя генеральную доверенность, сухо сообщил он. А также заявление в полицию. Кроме того, я подготовил уведомление о вашем выселении.
На основании морального вреда и угрозы жизни. У вас есть 24 часа, чтобы собрать вещи и покинуть квартиру.
Он положил документы на столик. Они лёгким, но неотвратимым шелестом упали.
Это был конец. Грань. Точка, после которой ничего уже не вернуть. Но в тот момент я впервые за недели не почувствовала боли или обиды.
Я ощутила силу. Ледяную, уверенную, несломленную силу того, кому больше нечего терять и кто пришёл отнять своё.
Риелтор с покупателями исчезли мгновенно, пробормотав извинения. В гостиной остались только мы четверо. Тишина висела густо, как пыль в старой комнате.
Первой пришёл к жизни Светлана. Шок сменился яростью.
Вы не имеете права! вопила она, тыкая меня пальцем. Это же и квартира Игоря! Он здесь прописан! Он наследник!
Бывший наследник, поправил её Семён Борисович, поглядывая в документы.
Согласно новому завещанию, составленному и заверенному вчера, всё имущество Анны Павловны переходит в благотворительный фонд поддержки молодых учёных. Ваш муж, к сожалению, в него не входит.
Это был мой финальный выстрел. Я видела, как в её глазах угасла последняя искра надежды. Она взглянула на Игоря с такой ненавистью, будто он виновен во всём.
Игорь, мой сын, наконец оторвался от стены. Сделал шаг ко мне. Его лицо было мокрым от слёз, жалкое.
Мамочка прости. Я не хотел. Это она она заставила меня.
Я смотрела на него. На этого сорокалетнего мужчину, прятавшегося за женской спиной по своей воле.
Любовь, бесконечная материнская любовь, умерла в больничной палате под шёпот его жены. Осталось лишь горькое разочарование.
Тебя никто не заставлял молчать, Игорь, ответила я. Голос был ровным, почти безучастным. Ты сделал свой выбор. Живи с ним.
Но куда нам идти? вмешалась Светлана. Голос дрожал от страха и гнева. На улицу?
У вас уже была арендованная квартира, прежде чем вы решили, что моя скоро освободится, напомнила я. Вы можете вернуться туда. Или куда угодно. Это уже не моя забота.
Светлана бросилась к вещам, нервно швыряя их в сумку, бормоча проклятия. Игорь стоял в центре комнаты, потерянный.
Он снова посмотрел на меня.
Мама, пожалуйста. Я всё понял. Я изменюсь.
Меняться никогда не поздно, согласилась я. Но не здесь. И не со мной. Двери моей квартиры для вас закрыты навсегда.
Он опустил голову. Понял это конец. Не спектакль. Не наказание. Это окончательное решение.
Через час они ушли. Я слышала, как закрывались двери. Семён Борисович подошёл ко мне.
Анна Павловна, вы уверены в фонде? Мы можем всё вернуть.
Я покачала головой.
Нет. Пусть будет так. Я хочу, чтобы моя жизнь, то, что от неё осталось, принесло пользу, а не стало причиной вражды.
Он кивнул и попрощался. Я осталась одна в своей квартире. Медленно провела рукой по подлокотнику кресла, по корешкам книг. Здесь ничего не изменилось.
Я же изменилась. Я больше не была лишь матерью, прощающей всё. Я стала человеком, который сам устанавливает границы своего мира.
И в этом новом мире не было места тем, кто когдато прошептал: «Когда же ты уже исчезнешь?».
