*Запись в дневнике*
В семье разлад — так и дому не рад.
— Ненавижу его! Он мне не отец! Пусть убирается к чёрту. Проживём и без него, — Лиза злилась на отчима, а я не понимала, откуда такая вражда. Почему нельзя жить мирно? Тогда мне и в голову не приходило, какие бури кипели под этой крышей.
У Лизы была сводная сестра Алёна, младшая на десять лет — дочь матери и отчима. Со стороны казалось, он относился к обеим одинаково. Но Лиза никогда не спешила домой. Она высчитывала, когда уйдёт на работу её «враг номер один». Если ошибка случалась, и он ещё оставался дома, Лиза выходила из себя.
— Он дома! — шептала она, хватая меня за руку. — Света, посиди у меня в комнате.
А сама запиралась в ванной и ждала. Лишь дверь захлопнется за отчимом — она вылетала, как из заточения, и облегчённо выдыхала:
— Ну наконец-то! Тебе хорошо, Свет, ты с родным отцом живёшь. А я тут маячу… — Тяжко вздыхала. — Пойдём на кухню, мама накормит.
Мать Лизы была хозяюшкой от Бога. В том доме еда была культом. Завтрак, обед, ужин — всё по графику, по калориям, по витаминам. Сколько я ни приходила — на столе всегда тёплый обед. Кастрюли накрыты полотенцем, будто в ожидании гостей.
А ещё Лиза ненавидела Алёну. Дразнила, обижала, могла и подзатыльник дать. Лишь спустя годы сёстры стали не разлей вода.
Позже Лиза выйдет замуж, родит дочь, а потом и вся семья, кроме отчима, уедет в Израиль. Через двенадцать лет родится вторая дочка. Алёна так и останется старой девой, но будет помогать сестре растить детей. В чужой стране они сплотятся крепче прежнего. С родным отцом Лиза переписывалась до самой его смерти. У него была другая жена, но Лиза — его единственная кровь.
Я росла в полной семье, а все мои подруги — без отцов. Тогда я не понимала их претензий к отчимам. Но, как оказалось, им жилось несладко.
У Насти мать с отчимом пили без меры. Она стеснялась их, никогда не звала в гости. Знала — отчим наорет, а мать ещё и подзатыльник даст. Но после пятнадцати Настя научилась давать сдачи, и её оставили в покое.
— Свет, приходи на день рождения! — неожиданно позвала она.
Я удивилась:
— К тебе домой? Боюсь, отчим не выгонит?
— Пусть попробует! Его власть кончилась. Мама дала адрес родного отца. Теперь он за меня горой. Приходи, мама готовит… — в её голосе звучала уверенность.
В день шестнадцатилетия Насти я позвонила в дверь.
— Заходи! — на пороге стояла нарядная подруга.
Родители молча стояли у стола. Я робко поздоровалась — они кивнули.
На потертой клеёнке — плов в миске, хлеб на тарелке и лимонад в гранёных стаканах. На стаканах — рассыпчатые слоёные язычки. Вот и весь праздник. Но Настя гордилась этим угощением.
Боже, а что же они ели в будни? Вспомнился мой день рождения: мама весь день у плиты, салаты, мясо, торт… Что ж, у каждой избушки свои погремушки.
Я съела плов с хлебом, запила лимонадом. Слойку отложила — слишком крошилась.
Родители молча наблюдали. В углу на кровати лежала бабка:
— Зина, не пей! А то забудешь про меня…
— Не пьём, бабуль, — Настя покраснела.
Старуха успокоилась, отвернулась к стене.
— Спасибо за угощение! — я встала.
Мы с Настей быстро ушли. Молодость торопила — не до стариков…
Через год Настя потеряет мать, отчима и бабку. Останется одна в двадцать пять. Замуж не выйдет, детей не родит. Были ухажёры — да не срослось. Среди них окажется мой бывший муж.
Настя его «подберёт», пустит пожить. Но и с ним ничего не выйдет. Видно, характер у подруги неуживчивый.
Ещё была Таня. В четырнадцать она жила со старшей сестрой Катей, которой стукнуло восемнадцать. Катя казалась мне взрослой и неприступной — строгая, серьёзная.
Мать навещала их раз в неделю, приносила продукты и готовила. Сама жила с первым мужем. Катя — от первого брака, Таня — от второго. После развода мать вернулась к первому мужу.
Я тогда завидовала Тане: полная свобода! Мать, видно, замаливала вину перед первым мужем, Катя бегала с кавалерами, а Таня была сама по себе.
Потом подруга выйдет замуж, родит дочь. Мужа посадитОна спилась, и её мёртвую найдёт Катя в сорок два года — на полу пустой квартиры, где Таня встречала рассветы в одиночестве.