Когда ты собираешься съезжать, Настенька?
Мама стояла в дверях кухни, опершись на косяк. В руках кружка с чаем, а в голосе равнодушие, приправленное чем-то вроде снисходительного раздражения.
В смысле съезжать? Настя медленно оторвалась от ноутбука, греющего колени. Мам, я же здесь живу. Я работаю.
Работаешь? переспросила мама, и на её лице мелькнула кривая ухмылка. Ну да. Это ты вот в интернете сидишь. Свои стишки пишешь? Или статьи? Кто это вообще читает?
Настя резко захлопнула ноутбук. Сердце сжалось. Она не в первый раз слышала, что её работа «не настоящая», но каждый раз как пощечина.
А ведь она старается. Фриланс это не просто, это бесконечные правки, дедлайны, тексты под утро, клиенты, которые хотят всё «вчера» и не платят вовремя
У меня постоянные заказы, выдохнула она. И деньги есть. Я плачу за коммуналку, я
Никто ничего от тебя не требует, отмахнулась мама. Просто ситуация такая, Настюш.
Ты же взрослая, всё понимаешь. Дима с Леной хотят съехаться. У них двое детей. Дети, Настя. Им тесно в их однушке, ты же знаешь.
А я что? Я не семья? сорвалось у неё. Голос задрожал.
Ты одна, Настюш. Ты сама по себе. А у них дети, семья. Ты у нас умница, самостоятельная. Найдёшь, где жить. Может, наконец пойдёшь на нормальную работу.
Люди с девяти до шести работают, между прочим, а не за ноутбуком ночами сидят.
Настя молчала. В горле встал ком. Объяснять было бесполезно. Мама никогда не понимала, чем она занимается.
Ни разу не спросила: «А что ты пишешь? Где можно почитать?»
Только упрёки, снисходительные взгляды, фразы вроде: «Лучше бы в кассиры пошла».
**Одна**. Это слово звенело в ушах. Как приговор. Как повод вычеркнуть её из квартиры, из жизни, из семьи.
Когда отец вернулся с работы, разговор продолжился. Теперь в комнате были он, мама и она как на семейном суде.
Дима с женой многого добились, начал отец, усаживаясь в кресло. Оба работают, двое детей.
А ты Да, ты молодец, что не сидишь сложа руки. Но пора уже к жизни серьёзно относиться.
Пап, я здесь живу. Я не бездельница! Я зарабатываю, пусть и дома, пусть и в пижаме! Но я плачу за еду, за коммуналку, я не сижу у вас на шее!
Ты не поняла, перебил он. Это не про деньги. Это про нужду.
У Димы двое детей, ты слышишь? И младшему всего полтора года. Им нужна эта квартира. Им тяжело.
А мне легко?! вырвалось у неё. По-вашему, у меня нет трудностей?!
Мне 28, у меня нет поддержки, ни мужа, ни детей. Только работа, которую вы сами не признаёте!
Они переглянулись. Будто она их утомила. Будто всё, что она сейчас говорит, каприз, а не боль.
Ты же девочка сильная, мама грустно покачала головой. Ты справишься. Вот Дима с Леной им и подумать некогда
«А мне есть время?» пронеслось у неё в голове, но вслух она не сказала. Потому что сил не осталось.
И куда вы предлагаете мне деться? хрипло спросила она. Я не прошу у вас ничего. Ни денег, ни помощи. Только угол. Только понимания.
Ну съёмную найдёшь, неуверенно проговорила мама. Сейчас все так. Молодёжь вся на съёмных квартирах живёт. А ты ж не работаешь официально. Значит без привязки.
Да вы себя слышите вообще?!
Настя не помнила, чем закончился тот вечер. Помнила только, как долго сидела на подоконнике, глядя в тёмный двор.
Дождь шёл, как назло, и капли по стеклу текли, как слёзы, только без рыданий.
Утром она проснулась от шума в коридоре. Чемоданы. Голоса. Суета.
Настень, мы тут Димины вещи пока в кладовку поставим, сказала мама, даже не взглянув на неё. У них переезд, ты понимаешь.
Понимала. Поняла всё с самого начала. Только жить с этим было противно.
Настя, ну ты же видишь, у нас всё решено. Мама говорила это с той же интонацией, с какой просила передать соль за ужином. Спокойно. Буднично. Без душевных терзаний.
То есть вы не спрашиваете, не предлагаете вы ставите меня перед фактом, да?
А что тут спрашивать, Настя? Ты взрослая девочка. Надо уже самому как-то. Не в детском же саду.
К тому же, это временно. Найдёшь аренду потом, может
