Сын сказал, что я разрушаю его семью. А я всего лишь попросила невестку вымыть за собой тарелку.
Мне едва исполнилось двадцать два, когда муж ушел от нас с маленьким сыном. Его звали Дмитрий, и тогда я верила, что он — моя опора, настоящий мужчина. Но как только потребовалось отвечать за семью, платить за квартиру, возиться с ребенком, он сбежал. Нашел себе другую — красивую, беззаботную, будто пушинку. Сказал, что устал. Что не хочет «возиться с проблемами».
Так я осталась одна с ребенком на руках и грудой долгов. Все легло на меня — и садик, и работа, и дом, и больничные, и даже протекающий кран чинила сама. Тяжело? Сейчас можно об этом говорить. А тогда — просто жила. День за днем. Без права на слабость.
Сына я растила, как могла — любила, жалела, может, даже слишком. В тридцать лет он не умеет заварить чай, но у него всегда были выглаженные рубашки, горячий ужин и уверенность, что «мама все уладит». Я думала: вот женится — повзрослеет, станет главой семьи, а я смогу, наконец, вздохнуть свободнее. Может, найду спокойную подработку, съезжу к морю, поживу для себя. Но вышло иначе.
— Мам, мы с Аней поживем у тебя пару месяцев, — заявил он однажды вечером. — Пока не накопим на съемную квартиру.
Что я могла сказать? Кивнула. Думала: пусть поживут, молодая семья, все-таки. Надеялась, что Аня возьмет на себя домашние хлопоты — готовку, уборку, заботу о муже. А я потерплю.
Оказалось — зря.
Аня… мягко говоря, не отличалась хозяйственностью. Никакой помощи. Ни супа, ни пылесоса, ни даже малейшего желания что-то сделать. Весь день — телефон, кофе с подружками, диван. Не вымытая кружка, не убранные носки, гора посуды в раковине. Три месяца я тащила на троих: сына, его жену и ее лень.
Я работала, возвращалась — а дома бардак. Пустой холодильник, крошки на столе, липкие пятна, в ванной — гора грязного белья. Иду в магазин, готовлю, убираю, опять мою посуду. И — тишина. Даже «спасибо» услышать не доводилось.
Один раз я мыла тарелки, а Аня подошла и поставила рядом чашку. Внутри — засохшая каша, плесень, мошки. Она даже глаз не отвела. Просто поставила — и ушла. Я смотрела на эту чашку и не верила: неужели взрослая женщина может так себя вести?
На следующий день не выдержала. Когда она снова принесла грязную кружку, сказала спокойно:
— Аня, может, хватит? Хоть раз сама помой за собой.
Она даже не ответила. Посмотрела сквозь меня и вышла. А утром они собрали вещи и уехали. Без слов.
Вечером раздался звонок. Голос сына — ледяной:
— Мама, зачем ты это сделала? Ты разрушила мою семью.
Я онемела.
— Это называется «разрушить семью»? Попросить помыть кружку?
Он бросил трубку.
С тех пор — ни звонка, ни весточки. И знаете? Я не жалею. В доме тихо. Чисто. Я наливаю чай, включаю любимый фильм, и впервые за долгое время мне легко. Я не служанка. Я свободна.
И если ради этого пришлось «разрушить семью» — значит, это была не семья. А иллюзия. А я в иллюзиях больше не живу.
