**Дневник.**
Моя свекровь, Галина Петровна, уже который год сводит меня с ума, сравнивая меня с её дочерью, а теперь добралась и до внуков!
Меня зовут Анастасия, и я восемь лет замужем за Дмитрием. Все эти годы — настоящая война. Что бы я ни сделала, всё не так, а вот её дочь, Ольга, — само совершенство. Сначала я терпела, но теперь она перешла все границы, сравнивая наших детей. Терпение лопнуло, и я не позволю ей унижать моего сына!
Мы с Димой поженились сразу после института. Жили в маленьком городе под Казанью, денег едва хватало, но к свекрови я не хотела. Галина Петровна с первой встречи меня невзлюбила. Муж успокаивал: «Мама всегда так относится к моим девушкам, считает, что я заслуживаю лучше». Это не помогало. Ютились в общаге, потом снимали квартиру, копили каждую копейку. Когда свекровь узнала, что мы не живём у неё, устроила скандал: «На что деньги тратите? Жили бы здесь, копили бы на своё жильё!» Четыре года она твердила, будто мы совершили преступление.
А потом вышла замуж Ольга, сестра Димы. И что же? Тоже не осталась со свекровью. Но Галина Петровна только похвалила: «Молодцы, нечего жить под каблуком!» Муж остолбенел: «Мам, почему нам нельзя было, а Оле с мужем — можно?» Ответ добил меня: «Там свекровь — тиран, им и так несладко». Еле сдержалась, чтобы не крикнуть: «А у тебя, выходит, рай?» Это был плевок в душу. Я поняла: для неё я всегда буду хуже родной дочери.
Ольга, кстати, мне нравилась, мы ладили. Но характер у неё — вылитая мать: вечно поучает и всем недовольна. Я старалась не ссориться с Галиной Петровной, но она словно нарочно искала поводы. Без выплёскивания злости ей было не уснуть. Когда я забеременела, почти в то же время, что и Ольга, свекровь показала себя во всей красе. «Оля молодец, рожает вовремя, а ты, Настя, Диму на мельницу посадила», — твердила она. Беременность и так давалась тяжело, а её слова резали, как нож. За ужином она накладывала Ольге лучшие куски: «Ешь, тебе силы нужны». А мне бросала: «Ты слишком располнела, врачи заругают». Хотя врачи только хвалили. Я терпела, но вскоре перестала ездить к ней, ссылаясь на недомогание.
Мы с Ольгой родили с разницей в неделю — оба мальчики. Свекровь тут же заявила, что сын Ольги — вылитый Дима, а в нашем Артёме «ничего нашего нет». Меня это не трогало — я утонула в заботах. Но когда она начала сравнивать детей, кровь ударила в голову. Это уже не про меня — это про моего сына. Я не хочу, чтобы Артём рос с мыслью, что он хуже. Муж считал, что я преувеличиваю, но я видела, как она носится с внуком Ольги, а нашего едва замечает.
Когда Артёму исполнилось четыре, стало ещё хуже. Свекровь не унималась: «У Оли сын уже стихи читает, а ты, Настя, с ребёнком не занимаешься». Когда я отдала его в садик, назвала кукушкой: «Сбыла с рук, лишь бы отдыхать! А Оля дома сидит, воспитывает». Эти слова жгли, как угли. Даже Дима стал замечать её придирки. Я молчу, но ненадолго. Если он не поговорит с матерью, я сделаю это сама — и без церемоний.
Пусть Галина Петровна сравнивает меня с Ольгой — я выдержу. Но когда она задевает моего сына, это слишком. Артём — её кровь, но для неё он всегда будет вторым. Мои попытки сохранить мир рассыпаются, и я больше не хочу быть смирной. Её слова отравляют наши дни, и я не позволю, чтобы мой ребёнок рос в тени. Если надо, я пойду на открытый конфликт — даже ценой ссоры в семье. Сердце сжимается от боли, но ради Артёма я готова на всё. Он заслуживает любви, а не пренебрежения бабушки, которая видит только свою дочь и её ребёнка.