ЛАДОШКА: ИСТОРИЯ ОДНОЙ СЛУЧАЙНОЙ СЕМЬИ
Тем летом я сбежала. Просто схватила чемодан, хлопнула дверью и ушла к мужу. Мне было двадцать два. Напоследок мама крикнула мне вслед:
— Шалава! И даже не вздумай возвращаться с пузом!
Я шла, стискивая ручку чемодана, и думала: «Забавно, сама же внуков просила…» Чемодан, бедолага, был ни в чем не виноват, но мама лупила его тапком, будто он — причина ее одиночества.
Мне ее искренне жаль. Но жить с ней стало невыносимо. Мечтала сбежать с шестнадцати. И вот — свершилось. Я стала предательницей.
Маме не стало кого контролировать, кого воспитывать, кому читать нотации. Пыталась заменить меня соседями, но те оказались такими же эгоистами — едят, но не слушаются. Хлопают дверьми. Уходят.
Она начала болеть. По-своему — громко, с надрывом, с театральными паузами в разговорах, брошенными трубками и вечным запахом корвалола. Я жила с чувством вины.
Потом поняла: ей нужно новое «чадо». Объект, который будет ее злить, раздражать, воспитывать и дарить ей ощущение нужности. Тогда я и сказала мужу:
— Завтра едем на «Птичку». Кошку маме купим.
Он кивнул. Во рту у него был борщ и селедка под шубой — спорить, когда после студенческих дошираков получаешь нормальную еду, невозможно. Он просто чавкал и благодарно жевал. Я его воспитывала, как мама — меня. Круг замкнулся.
В субботу мы поехали. Рынок встретил нас вонью навоза, гомоном торговцев, духотой и влажностью. Меня сразу затошнило. Сначала подумала — от голода: я тогда «умно» худела, заливая в себя кефир. Но нет — это было не от кефира.
Это было отчаяние.
В клетках, коробках, ящиках — продавалась беспомощность. Лай, мяуканье, писк, вой. Это было одиночество в плоти. Оно смотрело глазами, умоляло, цеплялось за жизнь. Голова закружилась по-настоящему.
Шла между рядами и думала: «Распахнуть бы клетки, закричать: „Бегите! Я вас прикрою!“» Но не сделала. Шла, опустив голову, под взглядами сотен обреченных.
— Пора валить, — сказала я мужу.
— Без кошки? — удивился он.
— Ладно, вот эту, — ткнула пальцем в ближайшую клетку.
Там сидела морда с выражением «Ну чё надо?» — пятнистая, уставшая, с видом заслуженного зека. Продавец буркнул:
— 15 тысяч. Это бенгал.
Я не знала, кто такой бенгал. Может, порода, а может, ругательство — вроде «Да это же конец света!» Мы с мужем только начали работать. Копили мне на зимнюю дубленку. А тут — 15 тысяч за кошку. Целая зима в одной покупке.
— Берем, — вдруг сказала я и сама себе удивилась.
— Ты рехнулась? — вздохнул муж. — Любовь вообще-то бесплатна.
— Но не вся, — парировала я. — Эта — с документами!
Мы поспорили. И тут из-под прилавка выскочил котенок. Серый, лысоватый, с глазами, как блюдца. Вцепился в мою штанину.
— Чей? — спросила я.
— Да хрен его знает. Бродячий, лишайный. Выкиньте, — пожал плечами продавец.
Муж глянул на котенка и сказал:
— Вот это — тёщин вариант. В любом аду выживет.
Я посмотрела на него. Он кивнул. Мы поняли друг друга без слов.
Котенок скрутился у меня на руках, смешно поджав лапки. Нелепый, но обаятельный. Без паспорта, без родословной, но… настоящий.
— Сразу к маме? — спросил муж.
— Нет. Ее надо отмыть, вылечить, привести в вид. Иначе обои в прихожей не выдержат.
Дома оказалось — это кошка. Шустрая, бешеная, как вихрь. За вечер она порвала мои колготки, оставила шерсть на рубашке мужа, отодрала обои и сделала сальто.
Мы ее лечили. Мыли, возили к ветеринару, надели ошейник от блох. И назвали — Лада. Сокращенно — Ладошка. Потому что помещалась на ладони.
Через неделю Ладошка стала полноправным членом семьи. Массажист, будильник, клоун и психотерапевт. Урчала, как трактор, когда ела. Спала на спине, раскинув лапы. Пряталась в белье и караулила нас из-под дивана.
Пришло время везти ее маме. Я написала: «У нас для тебя сюрприз». Стали собираться… но не смогли. Голова гудела — все от этого проклятого кефира. А Ладошка носилась по квартире, играя с собственной тенью. У нее были планы.
— Лови ее, — сказал муж. — Не хочу быть соучастником.
Мы поехали. Жара пекла через стекло. Ладошка лежала на спине, тяжело дыша и подставив живот для чесалки.
— Скажем мамке, что порода — Сибирская. Кусачая, — пробурчал муж.
Мне не было смешно. Я взглянула на него. Он понял. Молча развернулись и пошли домой.
— Мамке другую найдем…
С тех пор Ладошка живет с нами. Ей уже восемь. У нее есть паспорт, день рождения (дата, когда мы ее нашли), игрушки, прививки и личный диван. Благодаря ей мы поняли, что можем быть родителями. И завели детей.
Она — наше чудо. Без породы. Без родословной. Без пафоса.
Но с душой. Настоящей. Как сама жизнь.