Последнее лето на даче у Смирновых
Туман, как бабушкина кофта, укутал озеро. Ирина Смирнова, усевшись на крылечке своего дачного домика, наблюдала за рассветом. Для нее лето всегда начиналось с этого момента: тишина, прохлада, еще один день, который выженут из балкона в Казани или из офиса в Екатеринбурге. Сколько таких утренних часов она провела за чашкой чая? Не сосчитать. А этот день — последний.
— Бабуль, опять бодра, как утка, идет с щипцами на рыбалку? — Катюшенька, внучка, зевая, протиснулась рядом. Ей четырнадцать, и по законам подросткового возраста она не любит, когда бабушка роется в шкафах и ищет старые игрушки.
— А ты думала, вчера с тобой на «ура» поспорила, так теперь жду второго вздоха. — Ирина потянулась за мятой из вазочки. — Или ты думаешь, что продачу дачи можно оспорить в Духовном суде?
Катя плюхнулась на ступеньку, покатавшись по ней, как по горке в садике. В самой идеи продажи дачи она видела не только утрату, но и упущение: в этом году они не выйдут на первомайские гулянки, не найдут пропавшую петушиную яйцевую скорлупу в кустах, не услышат историй о том, как дед сажал картошку в тридцать первом.
— Бабуль, может, дачу продают, а участок выкупаем?.. — начала она, но Ирина жестом остановила, будто тормозила нарушителя ПДД.
— Милая, не время на фантазии. У меня с бабушкиного кармашка не хватает даже на объявление в «Авито». А дача уж так заросла, что даже волки в ней утопают.
— Но папа в прошлом году поливал капусту…
— Да, — улыбнулась Ирина, — а потом три дня лежал с легким дизентарием и обещал больше в жизни не подходить к системе полива.
— А мами тогда приезжала и пересаживала рассаду!
— И еле ноги тянула до поезда, — задумчиво кивнула Ирина. — Какие уж там порции салата с гребешками!
К катушкам утра подкатил славный день: гости приедут, попрут помидоры по паре сотен рублей за килограмм, а потом вспомнят, как 19 лет назад Ирина поймала скуридку, которая ловила лосося.
— Ирина Алексеевна! — дядя Колька, растолщившийся от жизни, но сохранивший азарт охотника за земляками, возбужденно выкинул коробки с рассадой. — Три сорта огурцов, как вы просили!
— Коля, я продала дачу, а не продвигаю экспорт! — громко возмутилась тетя Марина, оглядывая коробки. Но улыбка стояла на лице, как лед на квасе.
— А посмотри на осень: как рожь! — усмехнулась Ирина, отводя внучку в угол.
Катя слонялась по участку, как будто прощалась с каждым кустиком. Старая яблоня-дичка, на которой она когда-то упала и превратила ногу в мандельбренди, куст смородины, в котором скуридка Димка прятал потерявшуюся в кастрюле бабушкину соломинку, теплица, запрещенная к входу, но любимая, как тайник для сокровищ.
— Эй, мечтательница! — тетя Марина подхватила Катю под руку. — Идем помоем картошку. У Иры тут по гостиному стандарту: отборная, с оберткой!
Обед, как всегда, превратился в балаган. Дядя Колька рассказывал про соседа, который развесил динамик в коридоре, Марина делилась секретами выноса мусора для похудения, а Ирина вспоминала деда, который посадил вон там, за забором, сирень, у которой цветы пахли, как мамины духи.
— А вы знали, до нас тут была семья лесника, — вдруг вывалила Ирина.
— Как есть — лесник? — удивился Колька.
— Тот, кто по утрам проверял, не спит ли земля на берегу. Им как-то пришлось уйти, оставив письмо. А я нашла его, когда сажала помидоры, — продолжала Ирина, доставая пожелтевший лист.
Ночью вся семья собралась у фонаря, как в детстве, и закатила пир на необъятном столе. Гамак снова повис между березами, и Катя, маясь своими мыслями, наконец спросила:
— Бабуль, а куда мы поедем?
— С билетом на Байкал. — Ирина улыбнулась. — Вчера купила, потом расскажет мама.
С утра приехали новые хозяева — молодая пара и сынок, который смеялся, как будто родился в автомобиле. Ирина передала им шкатулку с письмом, а потом с горчинкой в сердце заперла дом.
— Не дачу ты продаешь, а быт, — сказала Марина, когда они уже уезжали. — Но с какими воспоминаниями!
Машина тронулась, унося лето, но в сердцах остались теплые летние сны, веселые истории и обещание бабушки:
— Дом — это люди. А люди — всегда дома.
