Лада. Мир внутри.
Я появилась на свет в скромной, теплой, почти безмятежной семье в Туле. Нас было четверо: два старших брата, сестра и я младшая. Меня называли поразному: Лада, Ладочка, Ладушка, а папа нашёл для меня особое ласкательное имя Ладака. Он произносил его так, будто качал меня морской волной, будто в нём таилось лето, уют и домашний свет. Мне это имя понравилось, и я просила всех звать меня так же, как звал меня папа.
Мама работала в местном супермаркете продавцом, папа слесарем на заводе «Тульский». Жили мы просто, но мирно, бережно, в тихом союзе, где громких криков не было, а вместо них звучало стойкое, надёжное молчаливое тепло.
Папа возвращался домой, ароматируя воздух запахом машинного масла, ветра и асфальта. В его руках всегда были пакеты: банки с солеными огурцами от соседей, мешки картофеля, арбузы, которые он тащил в самый неподходящий момент. Он был тем, кто никогда не прошёл мимо чужой просьбы.
Бюджет вела мама. Это был её маленький мир порядка, счёта, аккуратности. Она не тратила лишнего, но если речь шла об образовании, книгах, кружках сразу соглашалась. На себя с отцом экономила, а нам нет. Каждый пятничный вечер, как ритуал, она садилась перед старым телевизором, доставала коробку с нитками и начинала штопать. Мама «лечила» наши вещи так же терпеливо, как лечила нас своим спокойствием и вниманием.
Мама была мягкой, спокойной, слегка полноватой, с густыми волосами, собранными в тугой пучок. Я никогда не слышала, чтобы она с папой ссорилась. Они могли говорить часами, тихо, спокойно, будто в их двоих существовал особый мир, понятный лишь им.
Папа говорил с нами коротко и просто:
Как дела, ребята?
И обязательно лёгким пальцем трепал по голове. По очереди. А меня он поднимал на руки и подбрасывал так, что я на мгновение видела мир сверху, будто летела. Эти мгновения были моими любимыми.
Мне казалось, наша семья идеальная, как в книжках, где всё правильно.
***
В школе я была иной: шумной, яркой, эмоциональной. Стихи давались легко, тексты ещё легче. К пятому классу я уже знала, что хочу сцены. Хочу стать актрисой. Когда я сказала об этом маме, она почти опрокинула чашку с чаем. Папа рассмеялся:
Что, Ладака? Попробуем?
Я пошла своим путём училась, выступала, работала на праздниках, писала поздравления и минисценки Однажды решила написать небольшую книгу о девочке, ищущей себя. Писала её тайком, ночами, между делами. Сомневалась, стоит ли её показывать. Решила показать её лишь подруге. Та, прочитав, воскликнула:
Я подарю каждый экземпляр твоей книги каждой женщине на моём дне рождения!
Я чуть не задохнулась.
Какую книгу? Это же черновики
Подруга наклонила голову, улыбнулась и сказала:
Ладака, ты годы дарила мне дружбу, вкладывая душу. Сейчас я хочу отдать твоё творение людям. Я могу позволить себе это.
Эти слова сбили меня с толку. Я два дня металась, убеждая себя, что так нельзя. Но подруга уже всё организовала: нашла верстальщика, связалась с типографией, настояла.
Пусть книга выйдет в свет. Всем понравится, увидишь.
И действительно книга «взлетела», потому что была честной, живой, без искусственных украшений. Люди узнали в ней себя, свои страхи и надежды, правду, которую боятся произнести вслух. Книга разошлась, её заказывали в подарок.
Потом я захотела написать чтото более глубокое о семье, о корнях, о тех, благодаря кому я есть. Это решение открыло дверь в то, к чему я была совершенно не готова.
***
Мне пришлось поговорить с родителями, узнать их прошлое. Я позвонила маме, она отвечала с паузами:
Папы нет, сказала она. Он уехал по делам.
Я удивилась обычно мама знала, где папа. Позвонила отцу он ответил бодро:
Привет, Ладака! Да я у бабушки, забор чинил.
Почему мама не сказала сразу? В её голосе звучала не просто пауза, а чтото тяжёлое. Когда я вошла в их дом, мама стояла на кухне и тихо произнесла:
Мы с папой разошлись так бывает
Братья и сестра давно знали, но скрывали от меня, ведь я только что родила ребёнка. «Мы хотели тебя защитить» Защитить от собственной семьи?
Я поехала к отцу, требуя объяснений. Он молчал, глядел в пол. Мама тоже молчала, пока однажды не сорвалась:
Откуда ты взяла, что у нас была счастливая семья? Ты была маленькой, не видела, не понимала. Неделями мы не разговаривали. Он не умеет любить. Никогда не умел.
Мама, зачем ты так?..
Он сам мне это сказал.
Во мне чтото сломалось. Я перестала отвечать папе, перестала думать о книге, перестала быть собой.
Когда подруга предложила поехать в Индию, я отмела:
Ты серьёзно? Сейчас? Я не могу и перечисляла привычные причины. Но вечером, рассказывая мужу о разговоре, он выслушал, улыбнулся и спокойно сказал:
Поезжай. Тебе это нужно.
Я хотела возразить, но он мягко перебил:
Ладака, поезжай. Мы справимся.
И я отправилась. Ретрит вёл удивительный наставник Джай Шанти. Он попросил называть его так, имя ему дал учитель в ашраме: «Джай» победа, «Шанти» мир. Он был светлым, ясным, никогда не говорил «нет». Это не была покорность, а полное принятие.
Мы шли к храму Карни Мата, известному как «храм крыс», где живут сотни священных крыс предков. Мы, девочки, дрожали, а Джай садился на корточки, кормил крыс зерном, шепча:
Жизнь приходит в разных обличьях, но жизнь везде жизнь.
Он радовался каждому лучу солнца, листочку, травинке, тени от пальмы, облаку на небе. Жил «здесь и сейчас», не как лозунг, а как дыхание.
***
Вечером после медитации мы вернулись к ашраму. Закат был густой, будто солнце растаяло на горизонте. Джай предложил посидеть в тишине на крыше. Все ушли в свои комнаты, я согласилась. Смотря на закат, во мне было нечто между грустью и одиночеством.
Джай сидел рядом, молча глядел вдаль. Он ничего не спрашивал, просто присутствовал, пока я тяжело выдыхала. Он повернулся ко мне:
В твоей тишине есть напряжение, Ладака, сказал он. Ты сидишь тихо, но внутри тебя буря.
Я улыбнулась:
Я всегда так. Думаю много.
Он мягко ответил:
Нет, сегодня ты не думаешь. Сегодня ты прячешься.
Он продолжил, словно читая мои мысли:
Когда женщина скрывает правду, она прежде всего скрывает её от себя. А сердце всегда знает. Сейчас оно тревожное, как птенец, ищущий укрытие.
Затем, не спеша, он спросил:
Откуда этот птенец, Ладака? Откуда эта тревога?
Пауза. Его взгляд был направлен в самое сердце, а не в глаза. В этом и была настоящая мудрость Джай он не задавал вопросов, а создавал пространство, где правда сама выходила наружу.
Я рассказала ему всё. Он слушал долго, потом сказал:
Ты сильно любишь своих родителей и хочешь спасти их от разлуки. Но дети не спасают родителей. Дети любят и отпускают. Ты взяла на себя их груз, но это не твоё бремя. Ты не можешь держать их вместе, и не должна.
Я заплакала. Он погладил мою руку и сказал:
Ты дочь, а не судья, не миротворец, не терапевт. Прими свою роль, и жизнь станет легче.
Впервые за долгое время я действительно выдохнула.
***
Вернувшись домой, первой вещью я сделала позвонила отцу.
Папа, прости меня, пожалуйста. Я тебя люблю. Слышишь? Я люблю.
Тишина. Затем его хриплый всхлип:
Я ждал Ладака так ждал твоего звонка
Вечером я приехала к маме. Мы сидели на кухне, и мама стала такой, какой была в детстве: светлой, слегка смущённой, чуть смешной. Мы говорили до ночи, и я впервые увидела в ней не просто «маму», а женщину со своей судьбой, болью, решениями, свободой.
Через пару дней я открыла ноутбук и начала писать новую книгу. Не про идеальную семью, а про живую о любви разных форм, о пути, о памяти, о принятии. О том, что свет не там, где всё правильно, а там, где всё честно.
И я знала: на этот раз напишу её уже не как девочка, а как женщина. Как Ладака, которая нашла свой мир внутри.
