Любовь, не знающая близости
Ольга Сергеевна поправила белоснежный халат и взглянула на часы с потускневшим циферблатом. До конца дежурства оставалось ещё четыре часа, но усталость уже гнула плечи. В коридоре неврологического отделения царила привычная суматоха – сестры в выцветших халатах сновали между палатами, родственники пациентов перешёптывались у печатных станций с горячим чаем.
– Доктор Васнецова, вас спрашивают, – доложила молодая медсестра Люба, заглядывая в кабинет.
– Кто именно?
– Родственник из пятой палаты. Кажется, Миронов.
Ольга Сергеевна кивнула и отложила пожелтевшую историю болезни. Миронов. Это имя заставило её сердце забиться чаще, хотя она изо всех сил старалась сохранить профессиональное равновесие.
В дверях появился высокий мужчина с проседью у висков и усталыми карими глазами. Дмитрий Миронов держал в руках узелок с домашними пирожками и выглядел обеспокоенным.
– Добрый день, доктор. Как поживает моя супруга?
– Присядьте, Дмитрий Ильич, – Ольга Сергеевна указала на деревянный стул. – Состояние Татьяны Фёдоровны стабильное. Лечение даёт плоды.
Дмитрий провёл ладонью по лицу и облегчённо выдохнул.
– Слава Богу. Как она перенесла ночь? После вчерашней процедуры я волновался…
Ольга Сергеевна смотрела на него и чувствовала знакомую тяжесть под грудной клеткой. Тяжесть, поселившуюся там полгода назад и не дававшую покоя ни днём, ни ночью.
– Ваша жена крепкая женщина. Очаг поражения был небольшим, двигательные функции восстанавливаются. При должном уходе через месяц сможет вернуться домой.
– Спасибо вам, доктор, – он посмотрел ей прямо в глаза. – Таня говорит, что вы уделяете ей больше внимания, чем другим пациентам.
Ольга Сергеевна отвела взгляд. Да, она действительно проводила у постели Татьяны Фёдоровны больше времени, чем требовалось. Но не из-за врачебного долга, а из-за чувства вины, разъедавшего её изнутри.
– Все мои пациенты получают необходимое лечение.
– Всё равно спасибо. Можно я к ней зайду?
– Конечно. Только не утомляйте долгими разговорами.
Дмитрий поднялся, но не спешил уходить.
– Доктор, можно нескромный вопрос?
Ольга Сергеевна напряглась.
– Я слушаю.
– Вы замужем?
Вопрос повис в воздухе. Она видела в его глазах то же, что клубилось в её груди – запретное, мучительное, невысказанное.
– Нет, – тихо ответила она. – Не сложилось.
– Понял. Простите за бестактность.
Он направился к двери, но на пороге обернулся.
– Ольга Сергеевна… Если бы обстоятельства были другими…
– Не надо, – перебила она. – Пожалуйста.
Дмитрий молча кивнул и вышел. Когда дверь закрылась, Ольга Сергеевна подошла к запотевшему окну. За стёклами шёл апрельский дождь, превращающий двор больницы в грязное месиво.
Всё началось прошлой осенью, когда Татьяну Фёдоровну привезли с первым микроинсультом. Тогда всё обошлось – неделя капельниц, и женщина окрепла. Но её муж появлялся в отделении каждый день без исключения: носил домашние щи в термосе, читал вслух старые журналы, подолгу сидел у кровати, держа супругу за руку.
Сначала Ольга Сергеевна наблюдала за этой парой с профессиональным интересом. В её практике редко встречались такие преданные мужья – чаще родственники навещали пациентов через раз, а иные и вовсе забывали дорогу в больницу.
Но постепенно она стала ловить себя на том, что прислушивается к шагам в коридоре, задерживается у пятой палаты, когда там раздаётся его голос.
А он… Казалось, и он начал замечать её не только как врача. Спрашивал мнение о новых лекарствах, благодарил за внимание к жене, иногда разговор случайно переходил на книги или погоду. Ничего предосудительного, обычная вежливость.
Но чувства – не железные дороги. Они петляют без плана и разрешения, не спрашивая, можно ли.
После выписки Татьяны Фёдоровны Ольга Сергеевна думала, что история закончится. Но в феврале женщину привезли снова – на этот раз с обширным поражением. Дмитрий стоял в приёмном покое бледный, как больничная простыня.
– Доктор, умоляю, сделайте что-нибудь, – он схватил её за рукав халата, когда она вышла из реанимации. – Она для меня всё. Мы вместе тридцать пять лет.
Тридцать пять лет. Ольга Сергеевна мысленно повторила эту цифру. Тридцать пять лет общих праздников, будней, потерь и радостей. А у неё – пустые стены квартиры, ночные дежурства и любовь к чужому мужу.
– Мы сделаем всё возможное, – пообещала она.
И делала. Консультировалась с профессорами, рылась в новых медицинских журналах, лично ставила капельницы. Татьяна Фёдоровна была не просто пациенткой – она была женой человека, которого Ольга Сергеевна полюбила без надежды на взаимность.
Странная любовь. Без признаний, без прикосновений, обречённая на вечное ожидание. Они встречались только в больничных коридорах, говорили только о давлении и анализах. Но между слов висело нечто большее – то, что нельзя было произнести вслух.
– Ольга Сергеевна, – голос медсестры вывел её из раздумий. – Вас просят в пятую палату.
Она глубоко вздохнула и направилась к Татьяне Фёдоровне. Женщина сидела в кровати, листая потрёпанный журнал. Несмотря на болезнь, выглядела опрятно – седые волосы аккуратно убраны под косынку, на щеках лёгкий румянец.
– Доктор, садитесь, поговорим, – Татьяна Фёдоровна отложила чтение.
Ольга Сергеевна насторожилась. В голосе пациентки звучали ноты, которые она не могла распознать.
– Как самочувствие? Головокружений нет?
– Всё в порядке. Уже почти разговариваю, как раньше. Скоро, глядишь, и домой.
– Это прекрасно. Значит, терапия эффективна.
Татьяна Фёдоровна пристально посмотрела на неё.
– Доктор, можно я вам что-то скажу? Женщина женщине?
Ольга Сергеевна почувствовала, как холодеют кончики пальцев.
– Говорите.
– Вы красивая, умная, добрая. Почему до сих пор одна?
– Не сложилось. Работа, знаете ли…
– А детей хотели бы?
– Хотела. Да годыНо теперь понимаю, что судьба подарила мне другую любовь – тихую, преданную и чистую, как первый снег за больничным окном.
