Аграфена Петровна Соколовская тогда была в тридцать лет, а её вес сто двадцать килограмм, будто крепость, поднятая между ней и миром. Внутри, как полагала она, спряталась какаято поломка болезнь, нарушение обмена веществ, но путь к специалистам лежал в далёкую столицу, где проезд стоил целое состояние и казался пустой тратой.
Она жила в крошечном, почти забытом всеми, поселке Серебряный Бор, что на краю карты, где время течет не по часам, а по сезону. Зима останавливает всё в своей стужи, весна тает в мутных потоках, лето дремлет в жаре, а осень шепчет о дождях. В этом неспешном течении скользила жизнь Аграфены, которую всё звали просто Люсей.
Работала она няней в муниципальном детском саду «Колокольчик». Дни её были пропитаны запахом детской присыпки, варёной каши и постоянно мокрых полов. Её огромные, добрые руки умели успокоить плачущего малыша, быстро застелить десяток кроваток и вытереть лужу, не вызывая у ребёнка чувства вины. Дети обожали её, тянулись к её мягкой ласке, а в глазах трёхлеток читалась благодарность за одинокие часы, что ждут её за порогом садика.
Квартира её старый восьмикомнатный хрущёвский дом, построенный ещё в советские времена, скрипел от ветра и от ночных стонов балок. Два года назад её мать, тихая измождённая женщина, ушла из жизни, оставив в стенах этой же хрущёвки всю свою печаль. Отец Аграфены исчез, когда ей было лишь пять, оставив лишь пыльную фотографию в рамке.
Быт был суров: холодная вода текла ржавыми струйками из крана, единственный туалет располагался на улице, а летняя жара в комнатах духло, как в печи. Печь зимой пожирала две полные тележки дров, съедая последние копейки её скромной зарплаты. Вечерами она сидела у огня, глядя в чугунную дверцу, и ощущала, будто печка пожирает не только дрова, но и её годы, силы, её будущее, превращая всё в холодный пепел.
Однажды, когда сумерки наполнили её крохотную комнату унылым светом, раздался тихий стук постучала соседка Надежда Кузнецова, дворничиха из местной поликлиники, держала в руках две свежих купюрки.
Люся, прости меня, шепнула она, протягивая деньги. Две тысячи. Не плачь, они тебе помогут.
Аграфена, удивлённо подняв взгляд, отозвалась:
Ну, Надя, не стоит… Не надо было
Надо! перебила соседка, понизив голос, будто бы делилась государственной тайной. Я теперь при деньгах! Слушай
Надежда начала рассказывать о странных людях, что приехали в их деревню из дальних уголков страны. Один из них, когда подметал улицу, предложил ей «рабочее место» за пятнадцать тысяч рублей. Говорила она о том, что им нужны женщины для фиктивных браков, чтобы облегчить их бюрократические проблемы. Спросила, не нужна ли Аграфене такая возможность, ведь её жизнь ограничена стенами садика, магазином и печкой.
Слова прозвучали без злобы, в простой жизненной прямоте. Аграфена почувствовала, как её привычная боль в груди зажглась новой искрой. Действительно, её ждал лишь один день в детском саду, а женихов у неё не было. На пятнадцать тысяч она могла купить дров, поклеить обои и вырваться из унылой серой обстановки.
Ладно, тихо согласилась она.
На следующий день к двери привела Надежда «кандидата». Девушка отворила дверь и инстинктивно отступила в глубину прихожей, скрывая свою массивную фигуру. Перед ней стоял высокий, худой юноша с чистым, ещё не озлобленным лицом и большими, печальными глазами.
Господи, он же совсем ребёнок! вскрикнула Люся.
Мне уже двадцать два, ответил он ровным голосом, почти без акцента.
Вот, подхватила Надежда. Он младше меня на пятнадцать лет, а вам всего восемь лет разницы. Мужик в самом соку!
В ЗАГСе сотрудница в строгом костюме объявила, что по закону нужен месяц ожидания «чтобы подумать». Тот же месяц прошёл, и Серёжа Лебедев, как назвали его, позвонил Аграфене каждый вечер. Сначала звонки были короткими и неловкими, но потом они стали длиннее. Он рассказывал о своих горах, о солнце, о матери, которую любил безмерно, о том, как приехал в Россию, чтобы помочь семье. Аграфена делилась историями из садика, смеялась в трубку, забывая о весе и годах. За месяц они узнали друг о друге больше, чем многие супруги за годы совместной жизни.
Через месяц Серёжа вернулся в их деревню. Аграфена надела своё единственное нарядное серебристое платье, которое тесно обтягивало её формы, и ощутила странное волнение. Свадебная церемония прошла быстро, без лишних эмоций для чиновников, но для неё это было как вспышка: блеск колец, официальные фразы, ощущение нереальности происходящего.
После церемонии Серёжа принёс ей конверт с обещанными деньгами и маленькую бархатную коробочку. Внутри лежала золотая цепочка.
Это тебе, тихо сказал он. Хотел купить кольцо, но не знал размер. Я я не хочу уезжать. Хочу, чтобы ты стала моей женой.
Аграфена не смогла и слова вымолвить. Он продолжил:
За этот месяц я услышал твою душу по телефону. Она добра, чиста, как у моей мамы. Моя мать умерла, она была второй женой моего отца, и он её любил. Я полюбил тебя, Людмила, понастоящему. Позволь мне остаться здесь, с тобой.
Это было не предложение фиктивного брака, а предложение руки и сердца. Аграфена, глядя в его серьёзные, печальные глаза, увидела то, чего давно перестала мечтать: уважение, признание и нежность.
Через несколько дней Серёжа уехал в столицу работать, но каждый уикенд приезжал к ней. Когда Аграфена узнала, что ждет ребёнка, он продал часть своей доли в небольшом бизнесе, купил подержанную «Газель» и поселился в деревне навсегда, став водителем, перевозящим людей и грузы в районный центр. Дело пошло в гору благодаря его трудолюбию и честности.
Появились два сына, смуглые мальчики с глазами отца и доброй улыбкой матери. Дом наполнился криками, смехом, топотом маленьких ножек и ароматом настоящей семейной жизни. Муж не пил, не курил его вера запрещала, а любовь к Аграфене была такой сильной, что соседки лишь завидовали. Разница в восемь лет растаяла в их взаимной привязанности.
Самая удивительная перемена произошла с Аграфеной. Беременность, брачное счастье, забота о семье заставили её тело измениться. Лишний вес сам собой исчезал день за днём, словно ненужная скорлупа, покрывавшая нежное существо. Она не сидела на диетах; жизнь сама наполнилась движением, радостью, заботой. В её глазах появился блеск, в походке уверенность.
Иногда, стоя у печки, которую теперь аккуратно топил Серёжа, Аграфена наблюдала за играющими на ковре сыновьями и ловила тёплый, полный обожания взгляд мужа. Она вспоминала тот странный вечер, когда соседка принесла две тысячи рублей, и понимала, что самое большое чудо приходит не в виде молний, а в виде тихого стука в дверь, принося с собой незнакомца с печальными глазами, который подарил ей не фиктивный брак, а новую, настоящую жизнь.
